Символисты: В.Брюсов и К. Бальмонт. Разбор стихотворений русских символистов. Фёдор Сологуб. Константин Бальмонт. Валерий Брюсов Брюсов и бальмонт

Символисты: В.Брюсов и К. Бальмонт. Разбор стихотворений русских символистов. Фёдор Сологуб. Константин Бальмонт. Валерий Брюсов Брюсов и бальмонт

Царствовали, тогда, оба. В мирах иных, как видите, двоевластие, обратно миру нашему, возможно. Больше скажу, единственная примета принадлежности вещи к миру иному - её невозможность - нестерпимость - недопустимость - здесь. Бальмонто-брюсовское же двоевластие являет нам неслыханный и немыслимый в истории пример благого двоевластия не только не друзей - врагов. Как видите, учиться можно не только на стихах поэтов.

Бальмонт. Брюсов. Два полюса творчества. Творец-ребёнок (Бальмонт) и творец-рабочий (Брюсов). (Ребёнок, как der Spieler, игрун.) Ничего от рабочего - Бальмонт, ничего от ребёнка - Брюсов. Творчество игры и творчество жилы. Почти что басня «Стрекоза и муравей», да в 1919 г. она и осуществилась, с той разницей, что стрекоза моей басни и тогда, умирая с голоду, жалела муравья.

Сохрани, Боже, нас, пишущих, от хулы на ремесло. К одной строке словесно-неровного Интернационала да никто не будет глух. Но ещё более да сохранят нас боги от брюсовских институтов, короче: ремесло да станет вдохновением, а не вдохновение ремеслом.

Плюсы обоих полюсов ясны. Рассмотрим минусы. Творчество ребёнка. Его минус - случайность, непроизвольность, «как рука пойдёт». Творчество рабочего. Его минус - отсутствие случайности, непроизвольности, «как рука пойдёт», то есть: минус второго - отсутствие минуса первого. Бальмонт и Брюсов точно поделили меж собой поговорку: «На Бога надейся» (Бальмонт), «а сам не плошай» (Брюсов). Бальмонт не зря надеялся, а Брюсов в своём «не плошании» - не сплоховал. Оговорюсь: говоря о творческой игре Бальмонта, этим вовсе не говорю, что он над творением своим не работал. Без работы и ребёнок не возведёт своей песочной крепости. Но тайна работы и ребёнка и Бальмонта в её (работы) скрытости от них, в их и неподозревании о ней. Гора щебня, кирпичей, глины. - Работаешь? - Нет, играю. Процесс работы скрыт в игре. Пот превращён в упоение.

Труд-благословление (Бальмонт) и труд-проклятие (Брюсов). Труд Бога в раю (Бальмонт, невинность), труд человека на земле (Брюсов, виновность). Никто не назовёт Бальмонта виновным и Брюсова невинным, Бальмонта ведающим и Брюсова неведающим. Бальмонт - ненасытимость всеми яблоками, кроме добра и зла, Брюсов - оскомина от всех, кроме змиева. Для Бальмонта - змея, для Брюсова - змий. Бальмонт змеей любуется. Брюсов у змия учится. И пусть Бальмонт хоть в десяти тысячи строк воспевает змия, в родстве с ним не он, а Брюсов!

[...] Да, как дети играют и как соловьи поют - упоённо! Брюсов же - в природе подобия не подберёшь, хотя и напрашивался дятел - как каменщик молотит - сведение Счастье повиновения (Бальмонт). Счастье преодоления (Брюсов). Счастье отдачи (Бальмонт). Счастье захвата (Брюсов). По течению собственного дара - Бальмонт. Против течения собственной неодарённости - Брюсов.

(Ошибочность последнего уподобления. Неодарённость, отсутствие, не может быть течением, наличностью. Кроме того, само понятие неодарённости в явном несоответствии с понятием текучести. Неодарённость: стена, предел, косность. Косное не может течь. Скорей уж - лбом об стену собственной неодарённости: Брюсов. Ошибку оставляю, как полезную для читающих и пишущих.) И, формулой: Бальмонт, как ребёнок, и работая - играет, Брюсов, как гувернёр, и играя - работает. (Тягостность его рондо, ронделей, ритурнелей, - всех поэтических игр пера.) ч

Брюсов: заведомо исключённый экспромт.

Победоносность Бальмонта - победоносность восходящего солнца: «есмь и тем побеждаю», победоносность Брюсова - в природе подобия не подберёшь - победоносность воина, в целях своих и волей своей останавливающего солнце.

Как фигуры (вне поэтической оценки) одна стоит другой.

Бальмонт . Брюсов . Их единственная связь - чужестранность. Поколением правили два чужеземных царя».

Цветаева М.И., Герой труда (Записки о Валерии Брюсове) / Об искусстве, М., «Искусство», 1991 г., с. 146-147.

Глава 1. Художественное бытие как отражение мировосприятия

К.Бальмонта и В. Брюсова.

§1. Структура художественных мирозданий К. Бальмонта и В. Брюсова

§2. Особенности изображения К. Бальмонтом и В. Брюсовым реальных и ирреальных миров.

§3. Образные составляющие художественного бытия у К. Бальмонта и

В. Брюсова.

Глава 2. Лирический герой: поиски идеального бытия.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Художественное бытие в лирике К.Д. Бальмонта и В.Я. Брюсова»

Творческое наследие двух ярких и самобытных художников, живших в период расцвета русского символизма, - К. Бальмонта и В. Брюсова, -представляет несомненный интерес для исследователей. При неповторимой индивидуальности каждого, их сближает не только историческая эпоха, поэтическое течение, к которому они принадлежали, но и эстетическая программа, реализуемая в художественном творчестве. Индивидуально-авторские модели идеального бытия К. Бальмонта и В. Брюсова содержат в себе ряд общих черт, вызванных отдельными особенностями мировоззрения.

В литературно-критических статьях художников, в частности, в работах «Элементарные слова о символистической поэзии» (1900) К. Д. Бальмонта и «Ключи тайн» (1904) В. Я. Брюсова поэты трактуют основные идеи символизма в целом одинаково, противопоставляя его реалистическому искусству.

С точки зрения К. Д. Бальмонта, «Реалисты схвачены, как прибоем, конкретной жизнью, за которой они не видят ничего, - символисты, отрешённые от реальной действительности, видят в ней только свою мечту {курсив наш - И.К.)\ они смотрят на жизнь из окна. Это потому, что каждый символист, хотя бы маленький, старше каждого реалиста, хотя бы самого большого. Один ещё в рабстве у материи, другой ушёл в сферу идеального» . Таким образом, для поэта существенной разницей между реалистом и символистом является присутствие у них диаметрально противоположного объекта восприятия (у реалиста - реальная действительность; у символиста -его внутренний мир, содержащий некий идеал действительности). Кроме того, К. Бальмонт, упоминая о наличии мечты как элемента идеального ми

2 Бальмонт, К. Д. Элементарные слова о символической поэзии / К. Д. Бальмонт // Критика русского символизма: в 2 т. - М.: Олимп, 2002. - Т.1 - С. 246. ра в поэзии символистов, подтверждает сам факт существования художественного бытия в своём творчестве.

С точки зрения художника, есть и ещё одно значимое различие, присутствующее между символистами и реалистами, - «глубина» их искусства: «Поэты-реалисты дают нам нередко драгоценные сокровища, но эти сокровища такого рода, что, получив их, мы удовлетворены - и нечто исчерпано. Поэты-символисты дают нам в своих созданиях магическое кольцо, которое радует нас как драгоценность, и в то же время зовёт нас к чему-то ещё, мы чувствуем близость неизвестного нам, нового, и, глядя на талисман, идём, уходим куда-то дальше, всё дальше и дальше»3. Именно утверждение К. Бальмонта о неисчерпаемости внутреннего содержания символистского произведения позволяет обратиться к литературно-критической статье В. Брюсова «Ключи тайн», в которой данный постулат звучит более определенно: «Искусство только там, где дерзновение за грань, где порывание за пределы познаваемого в жажде зачерпнуть хоть каплю "Стихии чудной и запредельной"»4. В. Брюсов, так же как и К. Бальмонт, противопоставляет творчество реалистов и символистов, но касается при этом вопросов о назначении искусства и критериев его оценки. Размышляя на эту тему, В. Брюсов приходит к выводу, что «История нового искусства есть, прежде всего, история его освобождения. Романтизм, реализм и символизм - это три стадии в борьбе художников за свободу. Они свергли, наконец, цепи рабст-вования разным случайным целям. Ныне искусство наконец-то свободно. Теперь оно сознательно предаётся высшему и единственному назначению: быть познанием мира, вне рассудочных форм, вне мышления по причинно

3 Бальмонт, К. Д. Элементарные слова о символической поэзии / К. Д. Бальмонт // Критика русского символизма: в 2 т. - М.: Олимп, 2002. - Т.1 - С. 267.

4 Брюсов, В. Ключи тайн / В. Брюсов // Собр. соч.: в 7 т. - М.: Худож. лит., 1975.- Т. 6. -С. 92. сти»5. В данном случае В. Брюсов говорит об искусстве как особой нерассудочной форме познания мира, в результате чего и создается идеальный мир в душе поэта.

Таким образом, В. Брюсов и К. Бальмонт, излагая в литературно-критических статьях своё понимание символизма, приходят к сходным выводам: ценным является искусство, основанное на особой «нерассудочной форме познания мира», которое связано с концепцией идеального художественного бытия. Однако эта особенность поэтических поисков данных авторов не нашла в должной мере отражения в литературоведении. Сопоставительное исследование лирики К. Бальмонта и В. Брюсова в аспекте проблемы «художественного бытия» позволяет переосмыслить принципы построения художественных вселенных, а также эволюцию лирического героя в произведениях русских символистов. Это определяет актуальность нашего исследования.

Обращаясь к истории вопроса, следует отметить, что в литературоведении сложились принципиально разные подходы к изучению поэтического наследия К. Бальмонта и В. Брюсова, что иллюстрируют работы Ю. Айхенвальда, П. Басинского, И. Гарина, Т. Геворкян, 10. Кричевской, А. Леденева и др., в которых творчество поэтов противопоставлялось по эстетическим качествам, по уровню художественности, специфике образного строя. Все это вызывало появление устойчивой традиции принципиального- отказа от сопоставления их произведений. Однако при этом возникает мнение, что «взаимоисключаемость имён Брюсова и Бальмонта.означает с неизбежностью их взаимодополняемость»6.

5 Брюсов, В. Ключи тайн / В. Брюсов // Собр. соч.: в 7 т. - М.: Худож. лит., 1975.- Т. 6. -С. 93.

6 Геворкян, Т.М. Марина Цветаева о Константине Бальмонте: Динамика восприятия / Т.* М. Геворкян // Стихия и разум в жизни и творчестве Марины Цветаевой: сб. докл. XII Междунар. науч.-темат. конф. (Москва, 9-11 окт. 2004) / отв. ред. И. 10. Белякова. -М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2005. - С. 167.

В литературно-критических штудиях 1900 - 1920-х годов, наиболее ярко представленных работами Ю. Айхенвальда, Е. Аничкова, И. Аннен-ского, А. Белого, Н. Гумилева, В. Жирмунского, Вяч. Иванова, К. Чуковп ского и др. , особое внимание уделяется стилистическим особенностям лирики К. Бальмонта и специфике изображения лирического героя в ней.

Е. Аничков, А. Белый, Н. Гумилев и В. Жирмунский импрессионистические черты произведений К. Бальмонта связывают с символизмом в том смысле, в котором представлял это искусство он сам (то есть как способность в реальной действительности видеть свою мечту). В связи с этим выделяется ряд особенностей, позволяющих говорить о наличии в творчестве поэта отдельных элементов «художественного бытия»: изображения «земного», «небесного» миров и «мира мечты» в творчестве К. Бальмонта. В. Жирмунский исследует особенности художественного стиля поэта на примере анализа земной природы в его произведениях. Н. Гумилев в рецензии на сборник «Только любовь» говорит о присутствии идеальных миров в поэзии автора: «Приходилось проходить неизведанные дороги, вскрывать в своей душе потаённые миры и учиться смотреть на уже известное взглядом новым и восторженным как в первый день творения. К. Бальмонт был одним из первых и ненасытнейших открывателей, но не к земле обетованной были прикованы его думы, он наслаждается прелестью пути»8. Таким образом, по мнению исследователя, поэт создаёт идеальные миры не с целью их постоянного совершенствования, а только ради осуществления процесса как такового.

7 Серебряный век. Поэзия. - М. : ООО «Издательство ACT»: «Олимп», 2002. - 671с.; Орлов, В. Н. Избранные работы: в мире русской поэзии. Очерки и портреты: в 2 т. / В. Н. Орлов. - JL, 1992. - Т.2. - С. 580; Белый, А. Символизм как миропонимание. / А. Белый - М.: Республика, 1994. - 528 е.; Айхенвальд, 10. И. Силуэты русских писателей / 10. И. Айхенвальд; предисл. В. Крейда; худож. В. Е. Валериус. - М. : Республика, 1994. - 591с.; Жирмунский, В. М. Метафора в поэтике русских символистов // http: // scripts.online.ru / magazine / nloln 35 / sod. htm.

8 Гумилев, Н. С. «Из писем о русской поэзии» / Н. С. Гумилев // Серебряный век. Поэзия. - М.: ООО «Издательство ACT»: «Олимп», 2002. - С. 185.

А. Белый не находит равновесия между составляющими художественного. бытия поэта. Именно поэтому он замечает: «Бедный Бальмонт! Тщетно силится он ухватиться за землю, касаясь её. Пересекая земную атмосферу, он машет нам шляпой и поёт, и кричит, и плачет; заверяет, что он поджигает здания; что он - страсть и жизнь, и цветок орхидеи. Так бездомный аэролит, проницая воздух, на мгновенье загорится, красным блеснёт орхидейным цветком. Фьюить и - и нет его: ледяные пустыни приняли его опять, оледенили и мчат, мчат. «"Кто услышал тайный шепот Вечности, для того беззвучен мир земной". Сказал - и мир истаял. Тогда захотелось земли и света»9. Как видим, А. Белый, определяя особенности художественного. бытия в лирике К. Бальмонта, констатирует дисбаланс его элементов и акцентирует внимание, прежде всего, на соотношении земного и небесного миров. При этом критик полностью отождествляет поэта с его лирическим героем и наделяет их одной и той же чертой, в частности, постоянным движением между вышеупомянутыми мирами.

Н. Гумилев и А. Белый отмечают наличие постоянного динамизма в лирике К. Бальмонта: «Бальмонт увидел пространство души. Бальмонт увидал пространство звёзд. И сказал, что пространства души и суть звёздные пространства. И пространства души уплыли в пространства: не соединил эти. пространства в живом соединении, в символе. И тело осталось телом, пустой оболочкой, а душа, украденная пространством, ему подвластная, вертится в вечном круговороте без точек опоры»10. Следствием вышеупомянутого дисбаланса в составе художественного бытия поэта является наличие постоянного динамизма в периодическом отрыве от земного мира и «уплывании пространства души» в космическое пространство.

А. Белый рассматривает лирику К. Бальмонта, выделяя в ней теософские мотивы: «Бальмонт - последний русский великан чистого искусства,

9 Белый, А. Бальмонт / А. Белый / Символизм как миропонимание. - М. : Республика, 1994. - С. 405.

10Там же"- С. 406. переплеснувшегося в теософию. Теософский налёт этой поэзии, сохранившей ещё девственность, и есть признак её осени. Луч заходящего солнца, упав на гладкую поверхность зеркала, золотит его бездной блеска. И потом, уплывая за солнцем, гасит блеск. Бальмонт - сияющее зеркало эстетизма, горящее сотнями яхонтов. Когда погаснет источник света, как долго мы будем любоваться этими строчками, пронизанными светом»11. Теософские мотивы А. Белый считает не столько достоинством поэзии К. Бальмонта, сколько её недостатком, свидетельствующим об отсутствии внутренней цельности.

Не у всех литературоведов импрессионизм поэта соотносится с принадлежностью его к символизму. Например, В. Иванов считал, что у К.Бальмонта «. нет ничего общего с модернизмом, он совсем не символист, он вообще не характерен для нового направления нашей поэзии»12. Ю. Айхенвальд, И. Анненский и К. Чуковский склонны рассматривать импрессионизм К. Бальмонта как фактор внешнего плана, свидетельствующий о поверхностности и спонтанности произведений автора. И. Анненский в своей «Книге отражений», анализируя стихотворение поэта «Я изысканность русской медлительной речи.» из сборника «Будем как солнце» пишет: «Мне решительно всё равно, первый ли Бальмонт открыл перепевы и уклоны; для меня интересны в пьесе интуиция и откровение моей же души в творческом моменте, которым мы все обязаны прозорливости и нежной музыкальности лирического я Бальмонта»13. Тем самым И. Анненский, так же как и А. Белый, полностью отождествляет К. Бальмонта с его лирическим героем и увлекается при этом описанием чувств, которые вызывает стихотворение поэта, поэтому для критика в произведениях художника

11 Белый, А. Бальмонт / А. Белый // Белый А. Символизм как миропонимание. - М.: Республика, 1994.- С.403.

12 Цит. по кн.: Орлов, В. Н. Избранные работы: В мире русской поэзии. Очерки и портреты: в 2 т. / В. Н. Орлов. - Д., 1992. - Т 1. - С. 580.

13 Анненский, И. Ф. «Бальмонт-лирик» / И. Ф. Анненский // Серебряный век. Поэзия. -М.: ООО «Издательство ACT»: «Олимп», 2002. - С. 182. наиболее важными становятся «перепевы и уклоны», а также «интуиция и откровение» его же души в момент творения.

Таким образом, в литературно-критических статьях современники признают наличие идеального художественного бытия в лирике К. Бальмонта, однако останавливаются лишь на выявлении отдельных его элементов: «мечты», земного и небесного миров. Кроме того, исследуются отдельные черты лирического героя поэта, например, постулируется его динамизм в художественном пространстве.

Современники В. Брюсова Ю. Айхенвальд, Ф. Батюшков, А. Белый, В. Жирмунский, А. Измайлов, П. Пильский, В. Ходасевич и др. идут по пути исследования отдельных особенностей стиля его произведений. Однако при этом отмечают не только наличие тех или иных компонентов художественного бытия в творчестве поэта, но и специфику эволюции его лирического героя. Одним из главных объектов изучения в произведениях В.Брюсова становится соотношение формы и содержания. Для А. Белого они являются основой теургии (соединения вершин символизма с мистикой): «Теургический принцип предполагает нераздельную цельность формы и содержания. Содержанием художественного творчества является тут весь комплекс переживаний, отображённых в образе вселенной, а формой, творящей эту вселенную, - последнее звено в видимой цепи творений человек. Человек - миротворец: его «мечта» абсолютно реальна. Человек подобен Богу, как творец. Его цель восхитила силой царствие Божие. Он -единство вселенной и творца, единство формы и содержания.»14. Таким образом, с точки зрения А. Белого, единство содержания и формы в творчестве поэта представляет основу построения художественного бытия, одним из основных элементов которого является «мир мечты». Критик сближает В. Брюсова и его лирического героя, наделяя и того, и другого функ

14 Белый, А. В. Брюсов / А. Белый // Символизм как миропонимание. - М.: Республика, 1994.-С. 394. цией создателя идеальной вселенной. Кроме того, он считает одной из характерных черт творчества Брюсова постоянное присутствие «бездн мира»: «Брюсов - маг. Бездны мира издавна зияли в его образах. Зияют они и в «Венке». С особенной ясностью раскрывается магизм Брюсова в отделе «Из ада выведенные». Но магизм - борьба косности земной с крылатым полётом. С большей ясностью на вершинах земных видит поэт глубины небесные. Достигнув художественной цельности, Брюсов стоит между творчеством и жизнью, очищенной творчеством. Смерть и жизнь в нём борются»15. Существование в творчестве В. Брюсова противоборствующих «бездн» «миров» отмечает и А.Измайлов16, подразумевая землю и небо, жизнь и смерть.

П. Пильский, исследуя образ «лабиринта» в поэзии В. Брюсова, отмечает постоянное тяготение его к изображению элементов потустороннего (инфернального) мира. «.Мы так хорошо знаем его настоящую, огромную, всепоглощающую любовь, его другую, подлинную, безмерно-властную страсть. Любовь и страсть - к лабиринту. К тёмному, скрытому пещерному миру, с запутанными сбивающимися ходами, с тьмой, загадоч

17 ностью и тайной» . С точки зрения критика, именно по лабиринтам движется лирический герой В. Брюсова, утоляя жажду неизведанного.

Ф. Батюшков, исследуя особенности соотношения мечты и земного мира в лирике В. Брюсова, замечает, что «. .мечта сильнее для него запросов жизни; но всё-таки, признав опасности «безудержной фантастики» и

15 Белый, А. В. Брюсов / А. Белый // Символизм как миропонимание. - М. : Республика, 1994.-С. 398.

16 Измайлов, А. А. Валерий Брюсов / А. А. Измайлов // Критика начала XX века / сост., вступит, ст., преамбулы и прим. Е. В. Ивановой. - М. : ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. - С. 245 - 264.

17 Пильский, П.М. Валерий Брюсов / П. М. Пильский // Критика начала XX века / Сост., вступит, ст., преамбулы и прим. Е.В. Ивановой. - М. : ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. - С. 284.

18 Батюшков, Ф. В. Я. Брюсов / Ф. Батюшков // Русская литература XX века (1890 -1910) / под ред. проф. С. А. Венгерова: в 2.т. - М.: Издательский дом «XXI век. Согласие», 2000. - Т. 1. - С. 124- 137. значение наблюдения действительности, он сумел выйти из тесной кельи, в которую он первоначально как бы умышленно запирался, вышел на вольный свет, стал присматриваться к явлениям жизни.»19. Ф. Батюшков, заостряя внимание на «развитие» произведений В. Брюсова от символизма к реализму, и с этой точки зрения обосновывает эволюцию лирического героя поэта.

В. Жирмунский особое внимание уделяет урбанистической лирике В. Брюсова. С точки зрения критика, поэт явно романтизирует земной город (сборник «1Л1В1 ЕТ 011В1», а также произведения «В дни запустений», «Последний день», «Слава толпе», «Духи огня» и, в особенности, «Конь Блед»).

Таким образом, литературная критика начала XX века освещает вопрос о своеобразии художественного бытия и особенностей эволюции лирического героя в поэтических произведениях В. Брюсова и К. Бальмонта. Исследователи отмечают наличие «земного», «небесного», «инфернального» миров, а также индивидуально-авторского «мира мечты» в лирике поэтов, не сопоставляя их художественные вселенные между собой.

Исследователи советского периода - Н. Бурлаков, М. Гаспаров, Е.Иванова, А. Козловский, Д. Максимов, В. Орлов, Ю. Тынянов, - изучая творчество К. Бальмонта и В. Брюсова, продолжили традицию своих предшественников. При анализе произведений К. Бальмонта они чаще касаются вопросов своеобразия его импрессионистического стиля, в отдельных случаях затрагивая структурные элементы художественного бытия и специфические черты образа лирического героя. В работе В. Орлова «Испытание талантом» констатируется наличие в творчестве К. Бальмонта «космологической картины мира, управляемой Солнцем»: «В книге «Будем как солнце» сделана попытка очертить космологическую картину мира, в цен

19 Батюшков, Ф. В. Я. Брюсов / Ф. Батюшков // Русская литература XX века (1890 -1910) / под ред. проф. С. А. Венгерова: в 2.т. - М.: Издательский дом «XXI век. Согласие», 2000.-Т. 1. - С.128. тре которой поставлено солнце - вечный и животворящий источник всего сущего. В русской поэзии это была тема не новая (вспомним «солнце мира» у А. Фета), но ни у кого она не заняла столь большого и важного места,

20 как у Бальмонта» . Но на этом вопросе В. Орлов подробно не останавливается. Этот же исследователь, обращаясь к анализу взаимосвязи жизни и творчества К. Бальмонта, находит в его сознании некую двойственность, противоречивость: «В нём удивительным образом уживались два человека. Одного он сделал по образу и подобию «страшного Эдгара» и «трагического Бодлера» - как некую модель поэта, «стихийного гения». Другой -натуральный, каким создала его природа»21. Данными чертами обладает и лирический герой К. Бальмонта.

Брюсововеды советского периода также выделяют некоторые особенности структуры идеального художественного бытия в произведениях поэта и -исследуют отдельные особенности его лирического героя. Изображение земного мира анализируется в работах Н. Бурлакова, А. Козловского и Д. Максимова. Эти исследователи определяют образ «города» (как основной составляющей земного мира) одновременно и позитивным, и негативным, не останавливаясь на том, в каких отношениях он находится с другими структурными элементами художественной вселенной В. Брюсо-ва.

Н. Бурлаков анализирует в творчестве поэта и особенности изображения мира мечты, а также земной и идеальной природы. С его точки зрения, «мечта» в лирике Брюсова присутствует лишь в ранних сборниках, в то время как для более зрелых произведений в большей мере характерны реалистические образы. Исследователь отмечает особенности изображения мира природы в творчестве поэта: «Природа, на взгляд поэта, антиэстетич

20 Орлов, В. Н. Испытание талантом / В. Н. Орлов // Орлов В. Н. Избранные работы: в мире русской поэзии. Очерки и портреты: в 2 т. - Л., 1992. - Т. 2.- С. 593.

21 Там же. - С. 542. на, безобразна и даже враждебна красоте.» . В том же ключе исследует природный земной мир в позднем творчестве В. Брюсова М. Гаспаров23.

Оригинальна точка зрения Ю. Тынянова: «Природа у Брюсова - интеллектуальная, почти рационалистическая; в стихах о природе и о любви у него всегда действующее лицо - сам поэт, наблюдатель, дидактик, сурово анализирующий и разлагающий сложившуюся до конца обыденную эмоцию этих тем»24.

П. Антокольский, Н. Бурлаков, А. Козловский, Д. Максимов обращаются и к анализу отдельных черт лирического героя поэта. Одной из характерных особенностей они считают его вынужденное одиночество. Кроме того, эти же исследователи отмечают его постоянный динамизм и способность к перевоплощению, но не рассматривают вышеперечисленные особенности лирического героя в контексте художественного бытия.

Таким образом, брюсововеды и бальмонтоведы советского периода по-прежнему ограничиваются изучением отдельных составляющих «бытия» (одни - «земного мира», другие - только «идеальной природы» этого мира, третьи - «мира мечты») и лирического героя, его создавшего, не сопоставляя концепции художественного бытия между собой.

В последние годы XX и в начале XXI столетий изучение творческого наследия В. Брюсова и К. Бальмонта становится многоаспектным. Возникли новые пути исследования художественных систем поэтов. Появились работы О. А. Агапова25 и Г. В. Цыкуновой26, раскрывающие роль религии

22 Бурлаков, Н.С. Валерий Брюсов. Очерк творчества / Н.С. Бурлаков. - М. : Просвещение, 1975. - С. 35 - 36.

23 Гаспаров, M. JI. Академический авангардизм: Природа и культура в поэзии позднего Брюсова / M. JI. Гаспаров. - М., 1995. - 40 с.

24 Тынянов, Ю. Н. Валерий Брюсов // Тынянов 10. Н. История литературы. Критика. -СПб. : Азбука-классика, 2001. - С. 479.

25 Агапов, О. А. Лирика К. Бальмонта в свете его религиозных исканий: автореф. дис. канд. филол. н. / О. А. Агапов; Самар. гос. пед. ун-т - Самара, 2004. - 17 с.

26 Цыкунова, Г. В. Религиозные и философские идеи, мотивы, образы в художественном мире К. Д. Бальмонта: автореф. дис. д-ра. филол. н. / Г. В. Цыкунова; Моск. гос. открытый пед. ун-т им М. А. Шолохова. - М., 2005. - 23 с. и философии в лирике К.Д. Бальмонта. В исследовании Е. В. Концовой

ОЙ показано своеобразие его «поэтического Востока». Н. А. Молчанова затронула проблемы творческой эволюции лирических произведений

К.Д. Бальмонта. Т. П. Шитова, используя тендерный подход к изучению литературных произведений, показала своеобразие образа женщины в лирике поэта. А. X Сатретдинова исследовала интертекстуальность в поэзии В. Брюсова. Появляются работы, в которых лирика К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова сопоставляется с творчеством других поэтов. В этой связи можно отметить исследования А. Г. Аториной и О. Я. Алексеевой31, посвященные рецепции поэзии Фета в творчестве русских символистов; работу О. Б. Бачеевой, проанализировавшей особенности взаимодействия литературно-критического наследия М. Волошина и В. Брюсова. Е. А. Ка-зеева, изучая эстетику и поэтику символизма, реализованную в лирике В. Брюсова, сопоставляет её с взглядами на это литературное течение К. Бальмонта и Д. Мережковского. Также исследователь сравнивает между собой лирических героев поэтов. С её точки зрения, «в лирике символистов появился новый лирический герой. Если в поэзии Мережковского и Бальмонта его образ остаётся относительно стабильным, то в лирике Брюсова он претерпевает значительную эволюцию. От одиночества, созна

27 Кондова, Е. В. Своеобразие поэтического Востока в литературе серебряного века (К. Бальмонт, Н. Гумилев, В. Хлебников): автореф. дис.канд. филол. и. / Е. В. Концо-ва; Воронеж, гос. ун-т. - Воронеж, 2003. - 22с.

28 Молчанова, H.A. Поэзия К. Д. Бальмонта: проблемы творческой эволюции: автореф. дис.д-ра. филол. н. /Н. А. Молчанова; Иван. гос. ун-т. - Иваново, 2002. - 18с.

29 Шитова, Т. П. Женщина в лирике К. Д. Бальмонта: поэтика, образ, миф: автореф. дис.канд. филол. н. /Т. П. Шитова; Иван, гос., ун-т. - Иваново, 2003. - 20 с.

30 Сатретдинова, А. X. Интертекстуальность в поэзии В. Брюсова: автореф. дис. канд. филол. н. / А. X. Сатретдинова; Астрах, гос. ун.-т. - Астрахань, 2004. - 17 с.

31 Алексеева, О. Я. Рецепция лирики А. А. Фета в творчестве русских символистов (В. Брюсов, А. Блок, А. Белый) : автореф. дис. канд. филол. н. / О. Я. Алексеева; Моск. гос. ун-т, - М, 2003. - 20 е.; Аторина, О. Г. А. А. Фет и русский символизм: К. Д. Бальмонт, В. Я. Брюсов, А. А. Блок, А. Белый: автореф. дис. канд. филол. н. / О. Г. Аторина; Смол. гос. пед. ун-т. - Смоленск, 2003. - 19с.

32 Бачеева, О. Б. М. Волошин и В. Брюсов (Литературно-критический диалог): автореф. дис. канд. филол. н. /О. Б. Бачеева; Тюмен. гос. ун-т. - Тюмень, 2004. - 24 с. тельного уединения, пессимистического восприятия окружающей действительности (как у Мережковского) он стремится к приобщению ко всем культурам, растворению в них (как у Бальмонта)» .

Оригинальный аспект изучения произведений русских символистов избирает М. М. Шилкина34. Обращаясь к образам драгоценных камней в поэзии символистов, автор раскрывает особенности организации пространственных и временных оппозиций в лирике К. Бальмонта и В. Брюсо-ва «небо - земля», «день - ночь», «человек - Вселенная».

По - прежнему анализируются общепризнанные области творческого наследия К. Бальмонта, например, тема идеальной и земной природы и специфические импрессионистические черты его лирики. В традиционном ключе рассматривают «культ мига» поэта Н. В. Барковская, Е. П. Берен-штейн, Н. В. Зайцева, А. В. Леденев, А. Леонтьев, Ю. Р. Кричевская, Д.Г.Макогоненко, А. И. Мандельштам, О. В. Сельменева и др.

Частные аспекты темы идеальной и земной природы исследуются в работах Н. А. Галактионовой «Анимализмы в поэзии Бальмонта» и М.В. Марьевой «Семантика образа цветка в лирике Бальмонта (к вопросу о языковом символизме)»35.

Новые пути исследования особенностей изображения природы в произведениях К. Бальмонта предлагают П. В. Куприяновский, Т. С. Петрова, В; В. Шапошникова и Е. П. Беренштейн. П. В. Куприяновский рассматривает земную природу К. Бальмонта как часть поэтического космоса,

1/ приближающегося к небесному миру и абсолюту; Т. С. Петрова разраба

33 Казеева, Е.А. Эстетика и поэтика символизма в лирике В. Я. Брюсова (1892 - 1909): дис. канд. филол. наук/ Е.А. Казеева; Мордовск. гос. ун-т. - Саранск, 2003. - С. 73.

34 Шилкина, М. М. Мотивы драгоценных камней в русской поэзии рубежа XIX начала XX века: автореф. дис. канд. филол. н. / М. М. Шилкина; Волгоград, гос. пед. ун-т. -Волгоград, 2004. - 24 с.

35 Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. - Изд-во Иван. гос. ун-та., 1998. - С. 218 - 219.

36 Куприяновский, П.В. Поэтический космос Константина Бальмонта / П. В. Куприяновский // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: тывает концепцию музыкального образа мира природы37; В. В. Шапошникова смотрит на природу через призму отдельного словообраза «Сада»38, а Е. П. Беренштейн раскрывает в природе некие загадки стихийной жизни, заключённые в болотах и пустынях39, Л.А. Киселёва40 утверждает, что в ряде произведений К. Бальмонт ставит знак равенства между собой и природой. В контексте избранной темы достаточно оригинальной является точка зрения М. Эпштейна, осуществившего сопоставительный анализ образов природы в лирике К. Бальмонта и В. Брюсова. Традиционно противопоставляя рационализм одного и идеализм другого поэта, критик наделяет соответствующими чертами и «их природу». По мнению М. Эпштейна для природы В. Брюсова характерны «жёсткие, строго очерченные формы», которые наиболее ярко воплотились, например, в стихотворении «Чёткие линии гор»; для природы К. Бальмонта, напротив, нежные, зыбкие состояния природы (чары лунного света, мягкое шуршание камышей и т.д.). Критик выделяет и другие черты мира природы. Он считает, что природа у К. Бальмонта представляет собой «не столько пейзаж в его конкретной наглядности, сколько мир стихий отвлечённых от места и времени, пребывающих в абсолютной чистоте и вечности»41; «Брюсов возродил в русской поэзии интерес к космическим темам, планетным сферам, звёзд

Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. - Иваново: Изд-во Иван. гос. ун-та., 1998.-С. 5-17.

37 Петрова, Т. С. Музыкальный образ мира в творчестве К. Д. Бальмонта / Т.С. Петрова // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. - Иваново: Изд-во Иван. гос. ун-та., 1998. -С. 18-24.

38 Шапошникова, В. В. Словообраз «Сад» в поэзии К.Д. Бальмонта // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. - Иваново: Изд-во Иван. гос. ун-та., 1998. - С. 24 -32.

39 Беренштейн, Е. П. «.Поэт Божьей милостью» Судьба и стихи Константина Бальмонта / Е. П. Беренштейн // Литература в школе 1994. - № 3. - С. 11 - 21.

40 Киселёва, JI.A. Поэтические диалоги серебряного века: К. Д. Бальмонт и Н. А. Клюев // http: // kluev.org.ua / academia / dialog, htm.

41 Эпштейн, M. Природа, мир, тайник вселенной (Константин Бальмонт) // www.litera.ru/stixiya ным катаклизмам, тот грандиозный масштаб восприятия природы, который был утрачен после М. Ломоносова и Г. Державина»42.

Большое внимание бальмонтоведы 90-х годов XX века уделяют динамизму лирического героя. Е. П. Беренштейн, А. Леденев и А. Леонтьев,

A. Г. Соколов указывают на связь движения героя поэта с культом мига: «Движение - всё, конечная цель - ничто, - мог бы сказать поэт. Ему в высшей степени была свойственна способность смешивать разнородные впечатления, на огромной лирической скорости беспрерывно менять предмет разговора. Это стало возможным потому что, в основе его художественных образов - не столько переживание реальности, сколько отражение отражений. Иными словами, оборотной стороной многогранности поэзии Бальмонта оказывается её поверхностность»43.

С точки зрения, В. Ковского динамизм характерен и для лирического героя В. Брюсова: «Движение создаёт один из образов-символов брюсов-ской поэзии, образ неустанного путешественника по жизни, поэта-странника, со всеми его атрибутами - «посохом», «путями и перепутьями» покинутым «домом».В целом же поэт видит движение как восхождение, созидание, совершенствование. Это последовательное, трудовое, и, я бы сказал, истовое восхождение столь же решительно отличается от «нисхождений» старших символистов, как и от демонстративно-вдохновенных воспарений Бальмонта»44.

Иначе анализирует образ лирического героя в творчестве К. Бальмонта и В. Брюсова Ю. Р. Кричевская. В её исследовании лирический герой К. Бальмонта предстаёт как «стихийный гений», непохожий на челове

42 Эпштейн, М. Природа, мир, тайник вселенной (Валерий Брюсов) // www.litera.ru/ stixiya

43 Леденев, A.B., Бальмонт и Брюсов / A.B. Леденев // Карсалова Е.В. Серебряный век русской поэзии / Е.В. Карсалова, A.B. Леденев, Ю.М. Шаповалова. - М.: Новая школа, 1996.-С. 73.

44 Ковский, В.Е. «Здесь в стране исканий.» (Творческая система Валерия Брюсова) /

B. Е. Ковский // Ковский В.Е. Реалисты и романтики: Из творческого опыта русской советской классики. - М.: Худож. литература, 1990. - С. 58 - 59. ка, порывающийся не только за «пределы предельного», но и за пределы правды и лжи», как положено «сверхчеловеку», исповедующему ницшеанскую веру»45. Как мы видим, критик наделяет его стремлением к самосовершенствованию и чертами «сверхчеловека». Лирического героя В. Брю-сова Ю. Р. Кричевская, напротив, представляет в виде «образа поэта-пахаря, бредущего с каплями пота на челе за плугом литературного твор

46 чества» .

В работах В. Ковского, С. Ломтева, А. Мандельштама, И. Семибра-товой, М. Шаповалова и др. продолжается изучение темы города и природы, в рамках которой поднимается вопрос соотношения понятий культуры, природы и цивилизации в художественном мире В. Брюсова. При анализе урбанистической тематики некоторые литературоведы образ земного «города» представляют несколько упрощённо. М. Шаповалов видит город в сугубо реалистических тонах: «Он (В. Брюсов) умеет откликаться на жизнь низов, видит бесправие простого человека («Фабричная»). Многое открыто взору поэта, и грозным предупреждением звучат его прозрения: «.скрывают бешенство проклятий среди железа и огня давно испытанные рати» («Ночь»)47. В таком случае, в творчестве В. Брюсова можно увидеть некрасовские мотивы. На достаточно близких М. Шаповалову позициях стоят И. Семибратова и А. Мандельштам.

Неоднократно и под разным углом зрения (работы В. В. Бурдина, Н.В.Зайцевой, Ю. Р. Кричевской, А. И. Мандельштама, Н. Н. Неженца,

45 Кричевская, Ю. Р. Бальмонт / Ю.Р. Кричевская // Кричевская 10. Р. Модернизм в русской литературе: эпоха серебряного века. - М. : ТОО «ИнтелТех», О-во «Знание» России, 1994.- С. 29.

46 Там же.-С. 22.

47 Шаповалов, М. А. Брюсов. Годы и книги / М. А. Шаповалов /Литература в школе. -1991.-№3.-С. 19-27.

48 Семибратова, И. В. Брюсов // Бавин С. Судьбы русских поэтов серебряного века: Библиографические очерки / С. Бавин, И. В. Семибратова. - М. : Кн. Палата, 1993. -С. 86 - 94; Мандельштам, А. И. Брюсов / А. И. Мандельштам // Мандельштам А. И. Серебряный век: русские судьбы. - СПб. : Предприниматель Громов A.A., 1996. - С. 66 -79.

О.В.Сельменевой и др.) анализировались особенности изображения в лирике К. Бальмонта и В. Брюсова элементов «небесного мира», в первую очередь, на примере функционирования отдельных образов-символов его составляющих.

В работе Т. С. Петровой и Л. А. Поникаровой49 анализируются мифологические и фольклорные мотивы в произведениях поэта. В связи с этим исследователи обращаются к образу мирового древа, воплощающему универсальную концепцию вселенной. Тем самым литературоведы доказывают наличие классического, с точки зрения мифологии, многомирия у К. Бальмонта («земного», «небесного» и «подземного» - «инфернального»).

Новый поворот в изучении поэтического наследия К. Бальмонта и В.Брюсова наметился с появлением фундаментальных исследований А.Хансен-Леве и И. В. Гречаник.

И. В. Гречаник в работе «Художественная концепция бытия в русской лирике первой трети XX в.» разработала теоретическую базу для исследования «художественной концепции бытия», опираясь на труды литературоведов и философов: И. Кириевского, А. Хомякова, И. Ильина, В. Розанова, Г. Флоровского, П. Флоренского, М. Бахтина, А. Лосева, В. Кожи-нова и др. С её точки зрения, «бытие эпохи и бытие художника находятся в динамических взаимодействиях и взаимовоплощениях, перетекают одно в другое и творят друг друга»50. Именно поэтому художественная концепция бытия представляет собой «формулу» творческого мировоззрения первой трети XX века, а эта «формула» точнее всего выявляется, прежде всего, в поэзии. По мнению исследователя, «художественная концепция бытия

49 Петрова, Т. С. Образ мирового древа в лирике К. Д. Бальмонта / Т. С. Петрова, Л.А. Поникарова // Русский язык в школе. - 1994. - № 5. - С. 3 -10.

50 Гречаник, И. В. Художественная концепция бытия в русской лирике первой трети XX в. : дис. д-ра. филол. наук / И. В. Гречаник; Моск. гос. открытый пед. ун-т им М. А. Шолохова. - М., 2004. - С. 4. включает в себя систему домииат, которые материализуются в индивидуализированном интуитивном художественном мышлении поэта - категории, соотносимой с типом художественного сознания эпохи и замыкающей эти реалии в структуре поэтического произведения»51. Создав такое определение «художественной концепции бытия», И. В. Гречаник описывает её разные онтологические парадигмы (творчество, вера, любовь, свобода, одиночество, безумие, самоубийство, смерть) и их воплощение в русской лирике первой трети XX в. С точки зрения литературоведа, «использование вышеперечисленных личностных установок является в свою очередь фактором, изменяющим индивидуальное бытие, которое характеризуется гл субъективными пространством и временем» . В рамках данной работы, И. В. Гречаник анализирует отдельные черты художественного бытия К.Бальмонта и В. Брюсова. Кроме того, исследуя русскую лирику начала XX века, критик замечает, что «одним из центральных моментов в поэзии названного периода являлось разделение бытия на «зримое» и «незримое»,"соответственно, обосновывая наличие реальных и ирреальных миров в произведениях русских символистов.

Таким образом, И. В. Гречаник одна из первых даёт определение термину «художественное бытие». Опираясь на её исследования, а также работы А. Лосева можно следующим образом охарактеризовать это поня

1) в художественном произведении есть свое бытие, но это не бытие жизни;

51 Гречаник, И. В. Художественная концепция бытия в русской лирике первой трети XX в. : дис. д-ра. филол. наук / И. В. Гречаник; Моск. гос. открытый пед. ун-т им М. А. Шолохова. - М., 2004. - С. 5.

52 Там же.-С. 15.

53 Там же. - С. 24.

54 Лосев, А.Ф. История античной эстетики: в 5 т. /А.Ф. Лосев. - М.: Искусство, 1975. -Т.4.-С. 1071.

2) бытие жизни неповторяемо, - бытие художественного произведения бесконечно повторяемо при новом чтении;

3) бытие жизни умирает во времени, бытие художественного произведения вновь оживает при чтении, независимо от ушедшего времени;

4) бытие жизни всегда часть и включено в общий поток жизни, уносящий его, - бытие художественного произведения замкнуто в себе, изолировано от меняющегося бытия жизни;

5) бытие жизни совершается вне предопределений нашего разума, -бытие художественного произведения всегда предопределено творцом;

6) для бытия жизни не поставлена цель, - художественное произведение создано всегда для определенной цели, оправдывающей его бытие;

7) бытие жизни может быть непостигаемо разумом, но будет существовать, а бытие художественного произведения, не будучи постигаемо разумом, не существует.

Исходя из этого, можно выделить несколько особенностей художественного бытия К. Бальмонта и В. Брюсова. Оно обладает «бессмертностью», «изолированностью» (уникальностью); создано по принципу целесообразности; предопределено творцом (обладает индивидуализмом) и, наконец, суть его можно постичь извне разумом.

Глубокому переосмыслению в исследовании А. Хансен-Леве «Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм» подвергается лирический герой в поэзии русских символистов (и, в частности, К.Бальмонта и В. Брюсова). Она отождествляет лирического героя с дьяво-лическим художником-демиургом, полностью противопоставленным Богу-творцу. С точки зрения А. Хансен-Леве, концепция поэтического мироздания представляет собой анти-космос, в центре которого находится сам дьявол. Он выворачивает божественный космос наизнанку, извращая при этом иерархию ценностей и бытия и превращая её в небытие55.

А. Хансен-Леве выделяет несколько параметров, характеризующих специфику лирического героя русских символистов:

1) «поэт-демиург является повелителем и творцом «истинного мира», которому отдаётся предпочтение перед «не истинным» внешним миром, - продуктом Божьего творения»56.

2) «дьяволический поэт является своим собственным творением постольку, поскольку становится одновременно и автором своего мира и его обитателем, точно также Бог-творец как «призрак» в душе человека превращается в творение его собственного мира»57.

3) «демоническая сущность художника, как и всё остальные его качего ства, находятся в состоянии «Ни-Ни» (Ни Бог, ни человек)» .

Все эти черты лирического героя были обнаружены А. Хансен-Леве и в творчестве К. Бальмонта и В. Брюсова.

Кроме того, она в своей работе достаточно подробно исследует компоненты структуры мироздания художников (земной, инфернальный и «мечта»). По ее мнению, сфера мечты у К. Бальмонта разделена на позитивную (мистическую, космическую, эротическую) и негативно-деструктувную. Позитивная отражает искомый идеал поэта; негативная становится неотличима от деструктивного сна, заблуждения. «Мечта» В. Брюсова уравнивается А. Хансен-Леве с действительностью59. С точки зрения исследователя, в рамках анти-космоса лирического героя появляется дьяволическая природа, которая приближается к аналогу инфернального

55 Хансен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм./ А. Хансен-Лёве; пер. с нем. С. Бромерло, А. Ц. Масевича и А. Е. Барзаха. - СПб., Академический проект, 1999. - С. 310.

56 Там же. - С. 312.

57 Там же. - С. 312.

58 Там же."-С. 314.

59 Там же.-С. 247. мира. Это следует из того, что в лирике поэтов присутствуют явления природы, заключающие в себе атрибуты теневого бытия существ пограничного мира60. Именно поэтому эти образы является своего рода индикаторами наличия инфернального мира в творчестве К. Бальмонта, В. Брюсова и других русских символистов. Кроме того, А. Хансен-Леве анализирует урбанистическую лирику в творчестве К. Бальмонта и В. Брюсова, выделяя в ней позитивный и негативный город и раскрывая связь его с природой.

История изучения лирики К. Бальмонта и В. Брюсова свидетельствует о том, что творчество поэтов исследовалось в большей мере на предмет выявления стилевых доминант. Следствием данного типа анализа является появление тенденции «несравнимости» творчества того и другого. Таким образом, литературоведы, определяя наличие отдельных элементов художественного бытия в творчестве поэтов («земной», «небесный», «инфернальный» миры и «мир мечты») и рассматривая своеобразие лирического героя, не сопоставляли авторские модели идеальных вселенных. Анализ лирики К. Бальмонта и В. Брюсова, направленный на выявление закономерностей воплощения художественного бытия в их произведениях, позволит освободиться от вышеназванного стереотипа. Поэтому научная новизна работы состоит в выявлении своеобразия идеальных вселенных через установление взаимосвязи между процессами эволюции лирического героя и формирования мироздания в поэтическом наследии К. Бальмонта и В. Брюсова.

Предметом данного исследования стало своеобразие художественных вселенных, воплощенных в лирике К. Бальмонта и В. Брюсова. Объектом изучения являются поэтические произведения зрелого периода творчества художников (1890 - 1914 гг.), а также их литературно-критические статьи, дневники и письма.

60 Хансен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм./ А. Хансен-Лёве; пер. с нем. С. Бромерло, А. Ц. Масевича и А. Е. Барзаха. - СПб., Академический проект, 1999. - С. 183.

Цель диссертационного исследования - выявить и сопоставить основные закономерности воплощения художественного бытия в лирике К.Д. Бальмонта и В.Я. Брюсова.

Достижение указанной цели предполагает решение следующих задач:

1) рассмотреть особенности структуры художественного бытия в лирике К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова и сопоставить их;

2) выявить сходство и различия между реальными и ирреальными мирами в лирике К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова;

3) определить принципы ориентации лирического героя в особых измерениях художественного бытия, воплощённого в поэзии К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова;

4) раскрыть особенности динамизма лирического героя в художественном пространстве поэзии К.Д. Бальмонта и В.Я. Брюсова.

Цель исследования обусловила методологическую базу данной работы, в основе которой лежат историко-литературный, сравнительно-типологический и герменевтический подходы.

Практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы в ходе разработки новых программ базовых и специальных курсов по истории русской литературы XX века в вузовском преподавании и в школьной практике, а также в процессе дальнейшего исследования истории русской литературы конца XIX - начала XX века.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Кулешова, Ирина Геннадьевна

Заключение

Во введении мы определили целью исследования выявление и сопоставление закономерностей воплощения «художественного бытия» в поэзии К. Бальмонта и В. Брюсова, а также рассмотрение своеобразия эволюции лирического героя. Сам термин «художественное бытие», впервые введённый в литературоведение И. В. Гречаник, базируется на философском понимании «бытия» как категории, на которой строится картина мира в целом. В этой картине мира главным является сознание человека, изучающего «объективно» существующий мир. Соответственно, «художественное бытие» заключает в себе индивидуально-авторское понимание мироздания и места человека в нём, которые воплощаются в поэтическом творчестве.

Разрушение привычных представлений о мире, крушение идеалов, с которыми столкнулся человек рубежа XIX - XX веков, повлекли за собой появление специфического мировоззрения данной эпохи. Оно характеризуется общей тенденцией, проявившейся в произведениях русских модернистов (особенно символистов), - духовным отчуждением от действительности и уходом в мир иллюзорный, напряжённым поиском эффективных путей выхода из духовного кризиса расколотого сознания. Учитывая такую особенность, можно выделить общие черты, характерные для творчества всех представителей данного литературного течения: «восприятие мира как тюрьмы; отношение к жизни как игре теней; метание человека от мрака к свету - мотив «качелей»; самообожествление «я»; мотив одиночества; нелюбовь к «мещанству мира»106.

Исследовав поэтические системы К. Бальмонта и В. Брюсова с позиции выявления закономерностей воплощения художественного бытия, мы нашли между ними много общих черт, включающих в себя и вышепере

106 Кричевская, Ю. Р. Модернизм в русской литературе: эпоха серебряного века. - М.: ТОО «ИнтелТех», О-во «Знание» России, 1994. - С. 10. численные. Это подтверждает эффективность выбранного нами аспекта изучения творчества символистов.

Обращаясь к теме «Художественное бытие в лирике К. Бальмонта и В. Брюсова», мы попытались наиболее полно представить две её грани. С одной стороны, «художественное бытие» как отражение мировосприятия поэтов, что помогло увидеть специфику построения концепции мироздания, созданной в их творчестве. С другой стороны, основные особенности образа лирического героя и поиски им идеального мира как раскрытие специфических черт функционирования «художественного бытия».

В творчестве К. Бальмонта и В. Брюсова присутствует сложная система мироздания, состоящая из «объективно» и «субъективно» существующих миров. Отправной точкой создания этой системы является неудовлетворённость реальным миром. Это чувство ведёт художника к стремлению найти «другую реальность». Именно поэтому, отвергая земной мир, поэт противопоставляет ему небесный; небесному миру - инфернальный, а всем им - «мир мечты». Именно такой путь духовного поиска присущ лирическим героям К. Бальмонта и В. Брюсова. В связи с этим, присутствующая в их творчестве система мироздания обусловлена главной целью - созданием «мира мечты». Эта цель реализуется лирическим героем при помощи взаимодействия со всеми «объективно» существующими мирами. Тем самым он получает возможность постоянно осуществлять поиск «другой реальности».

Каждый из миров, входящих в систему мироздания, имеет свои атрибуты, отличные от атрибутов другого мира. В лирике поэтов земной мир символизируется отсутствием тишины и покоя, «людским гулом», небесный - наличием «звёзд» и «лазурного света небес». Инфернальный мир у К. Бальмонта представляет собой «царство беззвучья» и замкнутое, сырое пространство колодца. У В. Брюсова к этим атрибутам добавляются специфические образы эвменид, ламий, и «полей асфодели». «Мечта» у поэтов не имеет определённых атрибутов, но чаще всего характеризуется эпитетом «тайная», а также соотносится с «идеальной природой», «грёзой».

Рассмотрев структуру художественных мирозданий поэтов и убедившись, что они достаточно схожи, необходимо обратить внимание на особенности изображения каждого из миров, входящих в систему. Земной мир в творчестве К. Бальмонта и В. Брюсова изображён через противопоставление города и природы. Для К. Бальмонта наиболее близкой становится природа первозданная, в то время как город показан в виде природы «искусственной» несовершенной. У В. Брюсова город становится символом «культивированной, совершенной природы», созданной человеком, в чём заключается её преимущество по отношению к природе, сотворённой Богом. Это является основой появившейся у художника антиномии идеального и земного («земной город» и «земная природа»; «идеальный город» и «идеальная природа»).

В лирике К. Бальмонта и В. Брюсова также представлены небесный и инфернальный миры, образы которых приближены к общей мифологической и культурной традиции в их изображении. Мир небесный у обоих поэтов предстает, с одной стороны, как символ чистоты и святости, с другой -как стихия, живущая автономно и, соответственно, не зависящая от воли героя-творца. К. Бальмонт в качестве доминирующей черты инфернального мира выделяет борьбу между жизнью и смертью. В. Брюсов представляет инфернальный мир в своих произведениях, с одной стороны, как собственно изображение загробного мира, с другой - как видоизменённый реальный город.

Кроме того, поэты создают особый идеальный «мир мечты» как альтернативу миру реальному. «Уравнивая» между собой эти миры, они приходят к мысли об автономности и одновременной зависимости «мечты» от своего сознания. Одним их характерных свойств «мира мечты» поэтов является динамизм, в виде любых изменений состояния, в частности, «умения умирать и вновь рождаться».

Поэты создают свой «мир мечты» в соответствии с понятием «красота», являющейся главным критерием оценки идеального мира, однако вкладывают в это понятие каждый свой смысл. В творчестве К. Бальмонта утверждается, что красота рождается только в постоянном движении и присутствует между противоположностями: добром и злом, Богом и Дьяволом. Лирический герой В. Брюсова творит очередную «мечту», учитывая, с одной стороны, наличие аналогии между «миром мечты» и миром земным, с другой стороны, соответствие между желанием и созданным на основе его «мира мечты». Также идеальные миры поэтов имеют и другие особенности - индивидуальность, зависимость от творца и антропоморфизм.

В творчестве поэтов определяется предел совершенства «мира мечты». У К. Бальмонта под ним подразумевается «красота», достижение которой приводит к дальнейшей «смерти» «мечты». У В. Брюсова таким пределом становится достижение лирическим героем полноты власти в идеальном мире.

Особого внимания при анализе системы «художественном бытии» К. Бальмонта и В. Брюсова заслуживает лирический герой, который изображён как гениальный художник, фанатично преданный искусству. Поэтами разрабатываются близкие по своей сути концепции личности, основанные на вольной трактовке образа «сверхчеловека» Ф. Ницше. Это позволяет уловить суть эволюции лирических героев, представляющей процесс самосовершенствования от человека к сверхчеловеку, который осуществляется через строительство аналога башни. Одной и той же цели поэты достигают в своём творчестве разными путями, что объясняется спецификой их духовного поиска. Лирический герой К. Бальмонта перемещается в пространстве от земного мира через «царство мысли и мечты» к небесному и инфернальному мирам, и обратно. Многократное повторение данного пути позволяет ему «духовно дорасти» до желанной цели -«сверхчеловека».

В творчестве В. Брюсова лирический герой уподобляется комете, постоянно движущейся по эллипсоидной орбите. Путь, состоящий из нескольких таких орбит, и составляет вышеупомянутую башню, которая призвана соединить небо и землю и преобразить творца «мира мечты» из человека в «сверхчеловека». В результате основным принципом эволюционного развития лирических героев К. Бальмонта и В. Брюсова становится непременное отдаление от земного мира и обыденного человека и, соответственно, приближение к статусу сверхчеловека, которого достоин творец идеального мира.

Лирические герои поэтов перемещаются в пространстве от одного мира к другому. Основной причиной их динамизма становится самосовершенствование, которое происходит через испытания на верность «миру мечты» и искусству. В лирике К. Бальмонта и В. Брюсова изображены два вида таких испытаний: непосредственно поиск «мечты» и испытание смертью.

Таким образом, принципы построения «художественного бытия» в лирике К. Бальмонта и В. Брюсова достаточно схожи. Вследствие недовольства «объективно» существующей вселенной поэты, в противовес ей, создают свою согласно своим внутренним представлениям. И, следуя одними и теми же путями, пройдя аналогичные этапы мыслительных операций, художники, в силу специфичности и в то же время наличия общих черт в мировоззрении, создают похожее друг на друга «художественное бытие», отличающееся лишь особенностями траектории движения лирического героя и некоторыми нюансами осуществления его духовной эволюции. Таким образом, сотворенные поэтами идеальные миры, не являются точными копиями друг друга, но имеют общие черты, которые ещё раз подтверждают наличие прочной связи между творчеством К. Бальмонта и В. Брюсова, недооцененной литературоведами.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Кулешова, Ирина Геннадьевна, 2006 год

1. Бальмонт, К. Д. Избранное / К. Д. Бальмонт; сост., вступ. ст. и примеч. Е. Ивановой. М.: Сов. Россия, 1989. - 592 с.

2. Бальмонт, К. Д. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи. / К. Д. Бальмонт; сост., вступ. ст. и коммент. Д. Макогоненко. М. : Правда, 1991.-608 с.

3. Бальмонт, К. Д. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи / К. Д. Бальмонт; сост., В. Бальмонт; вступ. ст. Л. Озерова; примеч. Р. Помир-чего. М.: Худож. лит., 1980. - 742с.

4. Бальмонт, К. Д. Москва в Париже / К. Д. Бальмонт // Грёзы о Земле и небе: Антология русского космизма. М., 1995. - С. 415 - 424.

5. Бальмонт, К. Д. Собр. соч.: в 2 т. / К. Д. Бальмонт. М.: Можайск: Терра, 1994.-Т.1.- 832 с.

6. Бальмонт, К. Д. Элементарные слова о символической поэзии / К. Д. Бальмонт // Критика русского символизма: в 2 т. М.: Олимп, 2002. -Т.1 - С. 246-267.

7. Брюсов, В. Я. Избранные сочинения / В. Я. Брюсов; сост., вступ. ст. и примеч. А. Козловского. М.: Худож. лит., 1980. - 574 с.

8. Брюсов, В. Я. Избранное / В. Я. Брюсов; сост., вступ. ст. и примеч. А. Козловского. М.: Правда, 1982. - 464 с.

9. Брюсов, В. Я. Собр. соч. : в 7 т. Т.1. Стихотворения. Поэмы. 1892 - 1909. / В. Я. Брюсов; вст. ст. П. Г. Антакольского. - М.: Худож. лит., 1973.-672 с.

10. Брюсов, В. Я. Собр. соч. : в 7 т. Т. 2. Стихотворения 1909 - 1917 / В. Я. Брюсов. - М.: Худож. лит., 1973. - 496 с.

11. Брюсов, В. Я. Собр. соч. : в 7 т. Т. 3. Стихотворения 1918 -1924. / В. Я. Брюсов. - М.: Худож. лит., 1974. - 696 с.

12. Брюсов, В. Я. Будем как солнце! / В.Я. Брюсов // Собр. соч.: в 7 т. М.: Худож. лит., 1975. - Т. 6. - С. 250 - 258.

13. Брюсов, В. Я. Зелёный вертоград и Хоровод времен / В. Я. Брюсов // Собр. соч. : в 7 т. М. : Худож. лит., 1975. - Т. 6.- С. 276 -283.

14. Брюсов, В. Я. Злые чары и Жар-птица / В. Я. Брюсов // Собр. соч.: в 7 т. М.: Худож. лит., 1975. - Т. 6. - С. 265 - 275.

15. Брюсов, В. Я. Куст сирени / В. Я. Брюсов // Собр. соч. : в 7 т. -М.: Худож. лит., 1975. Т.6. - С. 259 - 264.

16. Брюсов, В. Я. Право на работу / В. Я. Брюсов // Собр. соч. : в 7 т. М.: Худож. лит., 1975. - Т. 6. - С. 405 - 408.

17. Брюсов, В. Я. Что же такое Бальмонт?/ В. Я. Брюсов // Собр. соч. : в 7 т. М.: Худож. лит., 1975. - Т. 6. - С. 482 - 492.

18. Брюсов, В. Я. Ключи тайн / В. Я. Брюсов // Собр. соч. : в 7 т. -М.: Худож. лит., 1975. Т. 6. - С. 78 - 93.

19. Брюсов, В. Я. Священная жертва / В. Я. Брюсов // Собр. соч. : в 7 т. М.: Худож. лит., 1975. - Т. 6. - С. 94 - 99.1. Научные издания

20. Агапов, О. А. Лирика К. Д. Бальмонта в свете его религиозных исканий: автореф. дис.канд. филол. н. / О. А. Агапов; Самар. гос. пед. ун-т -Самара, 2004.- 16 с.

21. Айхенвальд, Ю. И. Силуэты русских писателей / 10. И. Айхен-вальд. М.: Республика, 1994. - 591 с.

22. Алексеева, О. Я. Рецепция лирики А. А. Фета в творчестве русских символистов (В. Я. Брюсов, А. А. Блок, А. Белый) : автореф. дис.канд. филол. н. / О. Я. Алексеева; Моск. гос. ун-т. М., 2003. - 23 с.

23. Альбрант, В. В. Проблема «боговластия» в художественном пространстве русского модернизма: автореф. дис. канд. филол. н. / В. В. Альбрант; Магнитогорск, гос. ун-т Магнитогорск, 2002. - 20 с.

24. Андреев, JI. Г. Импрессионизм / Л. Г. Андреев. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1980.-250 с.

25. Аничков, Е. К. Д. Бальмонт / Е. Аничков // Русская литература XX века (1890 1910) / под ред. проф. С. А. Венгерова: в 2 т. - М.: Издательский дом «XXI век. Согласие», 2000. - Т. 1. - С. 74 - 108.

26. Аторина, О. Г. А. А. Фет и русский символизм: К. Д. Бальмонт,

28. Банников, Н. В. Бальмонт / Н. В. Банников // Русская речь 1994. - № 2. - С. 26-28.

29. Банников, Н. В. Брюсов / Н. В. Банников // Русская речь 1995. -№4.- С. 17-19.

30. Барковская, Н. В. Поэзия серебряного века. / Н. В. Барковская. -Екатеринбург: УГПУ, 1999. 174 с.

31. Басинский, П. В. Главы из учебника «Серебряный век и русское зарубежье первой волны: Валерий Брюсов / П. В. Басинский, С. Р. Федя-кин // Литература (ПС). 1998. - № 45. - С. 5 - 7.

32. Басинский, П. В. Главы из учебника «Серебряный век и русское зарубежье первой волны: Константин Бальмонт / П. В. Басинский,

33. C. Р. Федякин // Литература (ПС). 1998. - № 45. - С. 7 - 9.

34. Батюшков, Ф. Д. Валерий Брюсов / Ф. Д. Батюшков / Русская литература XX века (1890 1910) / под ред. проф. С. Венгерова: в 2 т. - М.: Издательский дом «XXI век. Согласие», 2000. - Т.2. - С. 124 - 137.

35. Бахтин, М. М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве / М. М. Бахтин // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М. : Худож. лит., 1975.-С. 6-71.

36. Белый, А. Бальмонт // Белый А. Символизм как миропонимание / А. Белый. М.: Республика, 1994. - С. 402 - 408.

37. Белый, А. Брюсов // Белый А. Символизм как миропонимание / А. Белый. М. : Республика, 1994. - С. 392 - 402.

38. Бельская, JI. JT. Мотив одиночества в русской поэзии: от Лермонтова до Маяковского / Л. Л. Бельская // Русская речь. 2001. - № 5. -С. 47- 53.

39. Беренштейн, Е. П. «.Поэт божьей милостью» (судьба и стихи К. Бальмонта) / Е. П. Беренштейн // Литература в школе. 1994. - № 3. -С. 11-21.

40. Библия: в 2 т. Т.1. Ветхий Завет: От Бытия до книги премудрости Иисуса, сына Сирахова. - Л.: Духовное просвещение, 1990. - 472 с.

41. Бидерманн, Г. Энциклопедия символов / Г. Бидерманн; пер. с нем., общ. ред. и предисл. И. Светницкой. М.: Республика, 1996. - 335с.

42. Бодлер, Ш. Цветы Зла. Стихотворения в прозе / Ш. Бодлер; сост., вступ. ст. Г. Косикова. М.: Высш. шк., 1993. - 511 с.

43. Боровкова, И. В. Проза К. Д. Бальмонта (автобиографический аспект) : автореф. дис. канд. филол. н. / И. В. Боровкова; Иван. гос. ун-т -Иваново, 2002.- 17 с.

44. Бурдин, В. В. Мифологическое начало в поэзии К. Д. Бальмонта 1890 1900 годов: автореф. дис. канд. филол. н. / В. В. Бурдин; Иван, гос. ун-т. - Иваново, 1998. - 17 с.

45. Бурдин, В. В. Мифолого-демонические мотивы в поэзии К. Бальмонта // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. Иваново: Изд-во Иван, гос.ун-та., 1998.-С. 41-47.

46. Бурлаков, Н. С. Брюсов. Очерк творчества / Н. С. Бурлаков. М. : Просвещение, 1975. - 240 с.

47. Верхарн, Э. Избранное / Э. Верхарн. М. : Гос. изд-во худож. лит., 1955.-550 с.

48. Волошин, М. Лики творчества / М. Волошин. Л. : Наука, 1988.499 с.

49. Воронин, В. С. Цикл возвращения в лирике В. Я. Брюсова / В. С. Воронин // VI ручьёвские чтения на рубеже эпох: специфика художественного сознания. Магнитогорск: МаГУ, 2000. - С. 50 - 52.

50. Галактионова, Н. А. Национальная картина мира в поэзии К. Д. Бальмонта: автореф. дис. канд. филол. н. / Н. А. Галактионова: Тю-мен. гос. ун-т. Тюмень, 1998. - 18 с.

51. Гарин, И. И. Поэт-протей (о Брюсове) / И. И. Гарин.// Гарин И. И. Серебряный век: в 3 т. М. : ТЕРРА - Книжный клуб, 1999. - Т. 2. - С. 117 -227.

52. Гарин, И. И. Поэт-странник (о Бальмонте) // И. И. Гарин Серебряный век: в 3 т. / И. И. Гарин. М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 1999. - Т. 1. -С. 429 - 563.

53. Гарин, И. И. Поэты и пророки: в 2 т. / И. И. Гарин. М. : ТЕРРА - Книжный клуб, 1992. - Т.2. - 686 с.

54. Гарин, И. И. Феномен «Серебряный век» / И. И. Гарин. // Гарин И. И. Серебряный век: в 3 т. М.:ТЕРРА - Книжный клуб, 1999. -Т. 1 - С. 7-131.

55. Гарин, И. И. Что такое поэзия? / И. И. Гарин // Гарин И. И. Проклятые поэты. М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2003. - С. 10-47.

56. Гарин, И. И. Что такое символизм? / И. И. Гарин // Гарин И. И. Проклятые поэты. М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2003. - С. 48 - 100.

57. Гаспаров, М. JI. Академический авангардизм: природа и культура в поэзии позднего Брюсова / М. J1. Гаспаров. М., 1995. - С. 6 - 16.

58. Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада / сост., коммент., пер. с др.- греч., лат., фр., немец., польск. К. Богуцкий. -К.: Ирис; М.: Алетея, 1998. 623 с.

59. Голованова, M. «Поэт с утренней душой.» К 130-летию со дня рождения и 55-летию со дня смерти Бальмонта / М. Голованова, О. Шарапова // Начальная школа. 1997. - № 6. - С. 2 - 4.

60. Гречаник, И. В. Художественная концепция бытия в русской лирике I трети 20 в. : автореф. дис. д-ра. филол. н. / И. В. Гречаник; Моск. гос. открытый пед. ун-т им М. А. Шолохова. М., 2004. - 357 с.

61. Гришкевич, Н. Антология частного собрания. Стихи и письма Константина Бальмонта / Н. Гришкевич // Простор 1990. - № 11. - С. 199 -207.

62. Гужиева, Н. В. Русские символисты: литературно-книжный манифест модернизма / Н. В. Гужиева // Русская литература. 2000. - № 2. -С. 64 - 80.

63. Гумилев, Н. С. Из писем о русской поэзии (Бальмонт) / Н. С. Гумилев // Серебряный век. Поэзия. М. : ООО «Изд-во ACT»: «Олимп», 2002.-С 184- 185.

64. Гумилев, Н. С. Из писем о русской поэзии (Брюсов) / Н. С. Гумилев // Серебряный век. Поэзия. М. : ООО «Изд-во ACT»: «Олимп», 2002. - С. 113- 114.

65. Давлетбаева, Т. М. Художественная теургия К. Бальмонта: автореф. дис.канд. филол. н. / Т. М. Давлетбаева; Магнитогорск, гос. ун-т: Магнитогорск, 2002. 18 с.

66. Долгополов, JI. К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX нач. XX в./ JI. К. Долгополов. - JI. : Сов. писатель, 1985. - 352 с.

67. Ермилова, Е. В. Теория и образный мир русского символизма / Е. В. Ермилова. М.: Наука, 1989. - 176 с.

68. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Избр. тр. / В. М. Жирмунский. Л.: Наука, 1997. - 407с.

69. Жирмунский, В. М. Метафора в поэтике русских символистов // http: // scripts.online.ru / magazine / nloln 35 / sod. htm.

70. Зайцев, Б. Бальмонт / Б. Зайцев // Воспоминания о серебряном веке / сост. В. Крейда. М.: Республика, 1993. - С. 65 -70.

71. Зайцева, Н. В. Поэзия мгновения в лирике Бальмонта / Н. В. Зайцева, О.В. Сельменева // VI ручьёвские чтения на рубеже эпох: специфика художественного сознания. Магнитогорск, 2000. - С. 49-50.

72. Заманская, В. В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания: Монография / В. В. Заманская. Изд-во Урал, ун-та; Магнитогорск, 1996. - 409 с.

73. Иванова, И. С. Феномен времени в лирике серебряного века: ав-тореф. дис. канд. филол. н. / И. С. Иванова; Моск. гос. ун-т сервиса. М., 2002. - 25 с.

74. Иванова, Е. Русский модернизм и литературный процесс XIX -нач. XX века. / Е. Иванова // Российский литературоведческий журнал. -1994. -№5-6. -С. 17-39.

75. Из дневника В. Я. Брюсова 1892 1893 годов / подгот. текста, вступ. ст. и примеч. Богомолова Н. А. // Новое литературное обозрение. -2004. - № 65.-С. 185 -207.

76. Измайлов, А. А. Валерий Брюсов / А. А. Измайлов // Критика начала XX века / Сост., вступит, ст., преамбулы и прим. Е. В. Ивановой. М. : ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. -С. 245 - 264.

77. Исаев, С. Г. Литературные маски серебряного века: (на материале творческих исканий старших символистов) / С. Г. Исаев // Филологическиенауки, 1999.-№ 1.-С.З- 13.

78. История русской литературы: XX век: Серебряный век / под ред. Ж. Нива и др.. М.: Прогресс - Литера, 1995. - 704 с.

79. Казеева, Е. А. Эстетика и поэтика символизма в лирике В. Я. Брюсова (1892 1909): автореф. дис. канд. филол. наук / Казеева Е. А.; Мордовск. гос. пед. ун-т. - Саранск, 2003. - 19 с.

80. Киреев, Р. Бальмонт / Р. Киреев // Наука и религия. 2001. -№ 12. - С. 42 - 45.

81. Киреев, Р. Трепет страсти (о романе В. Брюсова «Огненный ангел») / Р. Киреев // Смена. 1999. - № 5. - С. 58 - 65.

82. Киселёва, Л. А. Поэтические диалоги серебряного века: К.Д. Бальмонт и H.A. Клюев // http: // kluev.org.ua / academia / dialog, htm.

83. Ковский, В. Е. «Здесь в стране исканий.» (Творческая система Валерия Брюсова) // Ковский В.Е. Реалисты и романтики: Из творческого опыта русской советской классики / В.Е. Ковский. М. : Худож. лит., 1990. - С. 27- 66.

84. Концова, Е. В. Своеобразие поэтического «Востока» в литературе Серебряного века (К. Бальмонт, Н. Гумилев, В. Хлебников): автореф. дис. канд. филол. н. / Е. В. Концова; Воронеж, гос. ун-т. Воронеж, 2003. -22с.

85. Коробейников, Е. В. «Мечта» как особая философская категория мировоззрения Брюсова / Е. В. Коробейников // Проблемы истории, филологии и"культуры. М.; Магнитогорск: МГПИ, 1998. - С. 229 - 235.

86. Коробейников, Е. В. Проблемы поэтики и мировоззрения В. Брюсова в 1890-е годы: Дис. канд. филол. н. / Е. В. Коробейников; Магнитогорск, гос. пед. ин-т. Магнитогорск, 1997. - 178 с.

87. Кричевская, Ю. Р. Модернизм в русской литературе: эпоха серебряного века: Учебн. пособие. / Ю. Р. Кричевская. М. : ТОО «Интел-Тех», О - во «Знание» России, 1994. - 92с.

88. Крючкова, В. А. Понятие символа в литературной теории /

89. B. Крючкова / В. А. Крючкова. // Крючкова В. А. Символизм в изобразительном искусстве Франции и Бельгии 1870 1900 годов. - М. : Изобр. искусство, 1994.-С. 38-39.

90. Куприяновский, П. В. «Поэт с утренней душой»: Жизнь, творчество и судьба Константина Бальмонта / П. В. Куприяновский, Н. А. Молчанова. М: Индрик, 2003. - 464 с.

91. Куприяновский, П. В. К. Д. Бальмонт и его литературное окружение / П. В. Куприяновский, Н. А. Молчанова. Воронеж: ФГУП ИПФ «Воронеж», 2004.- 198 с.

92. Куприяновский, П. В. Поэтический космос Константина Бальмонта / П. В. Куприяновский // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. Иваново: Изд-во Иван. гос. ун-та., 1998. - С. 5 -17.

93. Леденев, А. В. Бальмонт и Брюсов // Карсалова Е.В. Серебряный век русской поэзии: пособие для учителей / Е. В. Карсалова, А. В. Леденев, Ю.М. Шаповалова. М.: Новая школа, 1996. - С. 68-83.

94. Леонтьев, А. Константин Бальмонт / А. Леонтьев // Русская литература Серебряного века / под ред. В. В. Агеносова. М., 1997. - 250с.1. C. 55 69.

95. Литературное наследство. Валерий Брюсов. Т. 85. - М. : Наука, 1976.-С. 327-545.

96. Литературные архетипы и универсалии: сб. статей / под ред. Е. М. Мелетинского М.: Худож. лит., 2001. - 433с.

97. Ломтев, С. В. Валерий Брюсов / С. В. Ломтев // Русская литература Серебряного века // под ред. В. В. Агеносова. М., 1997. - С 71 - 88.

98. Лосев, А. Ф. Миф-Число-Сущность / А. Ф. Лосев; сост. А. Тахо-Годи; общ. ред. А. Тахо-Годи и И. Маханькова. М.: Мысль, 1994. - 919 с.

99. Лосев, А. Ф. Философия. Мифология. Культура / А.Ф. Лосев. -М. : Политиздат, 1991. 525 с.

100. Лосев, А. Ф. История античной эстетики: в 5 т. /А. Ф. Лосев. -М. : Искусство, 1975. Т.4. - С. 1071.

101. Маковский, С. К. На Парнасе Серебряного века / С. К. Маковский. M: XXI - Согласие, 2000. - 560 с.

102. Максимов, Д. Е. Брюсов. Поэзия и позиция / Д. Е. Максимов // Русские поэты нач. века: очерки. Л. : Сов. писатель, 1986. - С. 8 - 199.

103. Мандельштам, А. И. Валерий Брюсов / А. И. Мандельштам // Серебряный век: русские судьбы СПб. : Предприниматель Громов A.A., 1996.- С. 66-78.

104. Мандельштам, А. И. Константин Бальмонт / А. И. Мандельштам // Серебряный век: русские судьбы СПб. : Предприниматель Громов1. A.A., 1996.-С. 35 -43.

105. Мануйлов, В. Валерий Брюсов и Максимилиан Волошин /

106. B. Мануйлов // Брюсовские чтения. Ереван: ЕГПИ, 1973.- 452с.

107. Марьева, М. В. Книга К. Д. Бальмонта «Будем как Солнце». Вопросы поэтики: автореф. дис. . канд. филол. наук / М. В. Марьева. Иваново: Иван. гос. ун-т, 2003. - 17 с.

108. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа. / Е. М. Мелетинский. М. : Восточная литература, 2000. - 407с.

109. Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. М.: НИ «Большая Российская Энциклопедия», 2000.

110. Молодяков, В. Э. И грозно озирает ширь: Геополитические мотивы в поэзии В. Брюсова / В. Э. Молодяков // Наш современник. 1993. -№3.- С. 119- 120.

111. Молчанова, Н. А. Аполлоническое и дионисийское начало в книге К. Д. Бальмонта «Будем как солнце» / Н. А. Молчанова // Русская литература. 2001. - № 4. - С. 51 - 67.

112. Молчанова, Н. А. Поэзия К.Д. Бальмонта: Проблемы творческой эволюции: автореф. дис.докт. филол. н. / Н. А. Молчанова; Иван. гос. ун-т. Иваново, 2002. - 18с.

113. Неженец, Н. И. Ворожба со словом (Бальмонт) / Н. И. Неженец // Русские символисты.- М.: Знание, 1992. С. 48 - 62.

114. Неклюдова, М. Г. Традиции и новаторство в русском искусстве конца XIX начала XX в. / М. Г. Неклюдова. - М.: Искусство, 1991. - 391с.

115. Ницше, Ф. Избранные произведения / Ф. Ницше; сост., авт. вступ. ст. К. А. Свастьяна. М.: Просвещение, 1993. - 573 с.

116. Ницше, Ф. Собр. соч. : в 2 т. / Ф. Ницше; пер. с нем.; сост. и примеч. К. А. Савастьяна. М.: «РИПОЛ КЛАССИК», 1997. - Т. 2. - 864 с.

117. Новейший философский словарь / сост. А. Грицанов. М.: Изд. В.М. Скакун, 1998.-896 с.

118. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. М.: Азбуковник, 1999.-944 с.

119. Олина, Н. В. Художественно-философские искания в поэзии русского модернизма (А. Блок, С. Есенин): автореф. дис. канд. филол. н. /Н. В. Олина; Магнитогорск, гос. ун-т. Магнитогорск, 2000. - 17 с.

120. Орлов, В. Н. Бальмонт / В. Н. Орлов // Избранные работы: В мире русской поэзии. Очерки и портреты в 2 т. Л., 1992. - Т.2. - С. 539 -608.

121. Орлова, Н. Н. Бальмонт / Н. Н. Орлова // Детская литература. -1998.- №2. -С. 56-69.

122. Павлова, М. Преодолевающий золаизм или русское отражение французского символизма / М. Павлова // Русская литература. 2002. -№ 1.-С. 211-221.

123. Пайман, А. История русского символизма / А. Пайман. М. : Республика, 1993. - 415 с.

124. Петрова, Т. С. Образ мирового древа в лирике Бальмонта / Т. С. Петрова, JI. Поникарова // Русский язык в школе. 1994. - № 5. - С. 310.

125. Петрова, Т. С. Музыкальный образ мира в творчестве К. Д. Бальмонта / Т. С. Петрова // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. Иваново: Изд-во Иван. гос. ун-та., 1998. - С. 18-24.

126. Пильский, П. М. Валерий Брюсов / П. М. Пильский // Критика начала XX века / Сост., вступит, ст., преамбулы и прим. Е. В. Ивановой. -М. : ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. -С. 284 294.

127. Погорелова, Б. «Не пресыщен я этой жизнью хмельной!» / Б. Погорелова// Смена. 1994. - № 7 - С. 93-111.

128. Погорелова, Б. Валерий Брюсов и его окружение / Б. Погорелова // Воспоминания о серебряном веке. М. : Республика, 1993.-С. 24-45.

129. Полехина, М. М. Художественные искания в русской поэзии первой трети XX века (М. Цветаева и В. Маяковский. Художественная космогония): Монография / М. М. Полехина. М.: Прометей, 2002. - 308с.

130. Почепцов, Г. Русская семиотика / Г. Почепцов. М.: «Рефл. -бук. Ваклер», 2001.- 140 с.

131. Поэзия серебряного века: Анализ текста. Основное содержание. Сочинения / авт. сост. А. В. Леденев: М. : Дрофа, 2002. - 144 с.

132. Поэзия французского символизма Сборник. М.: Издательство МГУ, 1993.-507 с.

133. Пуришев, Б. И. Брюсов и немецкая культура XVI века / Б.И. Пу-ришев // Брюсов В. Собр. соч.: в 7 т. Т 4. - С. 328 - 341.

134. Сарычев, В. А. Эстетика русского модернизма: Проблема жиз-нетворчества / В. А. Сарычев. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та., 1991.320 с.

135. Сатретдинова, А.Х. Интертекстуальность поэзии В. Брюсова; автореф. дис.канд. филол. н. / А.Х. Сатретдинова; Астрах, гос. ун-т, -Астрахань, 2004. 17 с.

136. Севастьянов, С. В. Проблемы мировоззрения и поэтики B.C. Соловьева: архетип "dikh" в контексте художественного бытия: автореф. дис. канд. филол. н. / С. В. Севастьянов; Магнитогорск, гос. ун-т -Магнитогорск, 2000. 19с.

137. Семибратова, И. Валерий Брюсов // Бавин С. Судьбы русских поэтов серебряного века: Библиограф, очерки / С. Бавин, И. Семибратова -М.: Кн. Палата, 1993. 475 с.

138. Сергеев, О. В. Поэтика сновидений в прозе русских символистов. Валерий Брюсов и Фёдор Сологуб: автореф. дис. д-ра. филол. н. / О. В. Сергеев; Моск. гос. обл. ун-т. М., 2002. - 48 с.

139. Серебряный век русской поэзии / сост. вступ. ст. примеч. Н. В. Банникова. М.: Просвещение, 1993. - 432 с.

140. Слободнюк, СЛ. «Идущие путями зла.» Древний гностицизм и русская литература 1890 1930 гг. / С. JI. Слободнюк. - СПб. : Алетея, 1998.-427 с.

141. Словарь литературоведческих терминов / Ред. сост. Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев - М.: Просвещение, 1974. - 509 с.

142. Смирнова, JT. А. Единство духовных устремлений в литературе Серебряного века / J1. А. Смирнова // Российский литературоведческий журнал. 1994. - № 5-6. - С. 3 - 70.

143. Смирнова, Я. А. Русская литература конца XIX нач. XX века: учебник для студентов педагог, ин-тов и ун-тов / JT. А. Смирнова. - М.: Просвещение, 1993. -384 с.

144. Соколов, А. Г. Русская литературная критика конца XIX XX века: учеб. пособие для филол. фак-тов ун-тов. / А. Г. Соколов. - М.: Высш.шк., 1982. 367с.

145. Соколова, Ю. П. Архетип «Ницше» в русской литературе 1890 1910 гг.: автореф. дис. канд. филол. н. / Ю. П. Соколова; Магнитогорск. гос. ун-т. - Магнитогорск, 2002. - 20 с.

146. Соловьёв, В. С. Философский словарь / В. С. Соловьёв Ростов н/Д: Феникс, 2000. - 494 с.

147. Соловьёв, В. С. Чтения о Богочеловечестве; Статьи; Стихотворения и поэма; Из «Трёх разговоров»: Краткая повесть об Антихристе / В. С. Соловьёв; сост., вступ. ст. примеч. А. Муратова. СПб. : Худож. лит., 1994.-528 с.

148. Сологуб, Ф. К. Стихотворения / Ф. К. Сологуб. СПб. : Академический проект, 2000. - 680с.

149. Спиркин, А. Г. Философия: Учебник / А. Г. Спиркин. М. : Гар-дарики, 2000. - 816 с.

150. Стахова, М. Константин Бальмонт / М. Стахова // Бавин С., Се-мибратова И. В. Судьбы русских поэтов серебряного века: Библиограф, очерки. М.: Книж. палата, 1993. - С. 43 - 51.

151. Сугай, Л. А. Брюсов, Бартенев и письма Гоголя / Л. А. Сугай // Брюсовские чтения 1996. - Ереван: ЕГПИ, 2001. - С. 222 - 234.

152. Сугай, Л. А. Канон сонета и три символа христианской веры / Л. А. Сугай // Литературная учёба. 1998. - № 2. - С. 146-154.

153. Тынянов, Ю. Н. Валерий Брюсов / Ю. Н. Тынянов // Тынянов Ю.Н. История литературы. Критика СПб. : Азбука-классика, 2001. -С. 473 - 490

154. Тэффи, Н. А. Бальмонт / Н. А. Тэффи // Воспоминания о серебряном веке / сост. В. Крейд. М.: Республика, 1993 - С. 71 -79.

155. Фаликов, И. Вол и вал. Валерий Брюсов: человек и стих на стыке эпох"/ И. Фаликов //Литературная газета. 1998. - № 51. - С. 10.

156. Философский словарь // под ред. И. Т. Фролова. М. : Политиздат, 1997-590 с.

157. Фрэзер, Дж. Фольклор в Ветхом завете / Дж. Фрэзер. М. : Политиздат, 1989. - 512с.

158. Хансен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм / А. Хансен-Лёве; пер. с нем. С. Бромерло, А. Ц. Масевича и А.Е. Барзаха. СПб. : Академический проект, 2003.-816 с.

159. Хансен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. / А. Хансен Лёве; пер. с нем. С. Бромерло, А. Ц. Масевича и А. Е. Барзаха. - СПб. : Академический проект, 1999. -512с.

160. Ходасевич, В. Ф. Из очерка «Брюсов» / В. Ф. Ходасевич // Серебряный век. Поэзия. М. : ООО «Изд-во ACT»: «Олимп», 2002. -С. 115-124.

161. Храповицкая, Г. Двоемирие и символ в романтизме и символизме / Г. Храповицкая // Филологические науки. 1999. - № 3. - С. 3541.

162. Цуркан, В. В. Пушкиноведческие работы В. Брюсова в свете проблемы «Литература-писатель-политика» / В. Цуркан // III Ручьёвские чтения; Литература Писатель - Политика. - Магнитогорск, 1994. - С. 2931.

163. Цыдыпова, Е. «Пойми, пойми, все тайны в нас, в нас сумрак и рассвет.»/ Е. Цадыпова // Русская словесность. 1996 - № 3 - С. 43-46.

164. Цыкунова, Г. В. Религиозные и философские идеи, мотивы, образы в художественном мире К. Д. Бальмонта: автореф. дис. д-ра. фи-лол. наук / Г. В. Цыкунова; Моск. гос. открытый пед. ун-т им М. А. Шолохова М., 2005. - 23 с.

165. Шаповалов, М. А. Брюсов. Годы и книги / М. А. Шаповалов // Литература в школе. 1991. - № 3. - С. 19-27.

166. Шапошникова, В. В. Словообраз «Сад» в поэзии К. Д. Бальмонта // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. Иваново: Изд-во Иван. гос. унта., 1998.-С. 24 -32.

167. Шеллинг, Ф. Философия искусства / Ф. Шеллинг. М. : Издательство социально-экономической литературы «Мысль», 1966. - 370с.

168. Шилкина, М. М. Мотивы драгоценных камней в русской поэзии рубежа XIX начала XX века: автореф. дис. канд. филол. н. / М. М. Шилкина; Волгоград, гос. пед. ун-т. Волгоград, 2004. - 24 с.

169. Шитова, Т. П. Женщина в лирике К. Бальмонта (Поэтика, образ, миф) : автореф. дис. канд. филол. н. / Т. П. Шитова; Иван, гос., ун-т. -Иваново, 2003.-20 с.

170. Шопенгауэр, А. Мир как воля и представление / А. Шопенгауэр; пер. с нем: в 2 т. М.: Попурри, 1998. - Т.1. - 688 с.

171. Шопенгауэр, А. Собр. соч.: в 5 т. / А. Шопенгауэр; пер. с нем. Ю. И. Айхенвальда. М.: Московский Клуб. - Т. 1. - 395с.

172. Эпштейн, М. Н. Природа, мир, тайник вселенной (Константин Бальмонт) // www.litera.ru/stixiya.

173. Эпштейн, М. Н. Природа, мир, тайник вселенной (Валерий Брюсов) // www.litera.ru/stixiya.

174. Эткинд, Е. Единство серебряного века: о русской литературе конца XIX-начала XX в./Е. Эткинд //Звезда. 1989. - № 12.-С. 185-194.

175. Ясенский, С. Проблематика свободы воли в новелистике В. Брюсова и Л. Андреева / С. Ясенский // Русская литература. 1997. -№ 1.-С. 66- 77.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

УКД 801.81

Е.А. Осьминина

доктор филологических наук,

профессор каф. мировой культуры ФГН МГЛУ;

e-maiL: [email protected]

«КИТАЙСКИЕ СТИХИ» БАЛЬМОНТА И БРЮСОВА: ЗАГЛАВИЕ И ЖАНР

В статье рассматриваются стихотворения К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова, имеющие в заглавии эпитет «китайский». Показано, что в сонетах «Китайское небо» и «Китайская греза» Бальмонт излагает древние мифы, жанр стихотворений - баллада. В «Китайских стихах» Брюсова воспроизведен такой прием китайской поэтики, как параллелизм, одно из стихотворений может быть соотнесено с жанром ши. В целом эпитет «китайский» обозначает не жанр, а стиль произведений: шинуазри.

Ключевые слова: Бальмонт; Брюсов; китайская поэтика; стиховедение; шинуазри.

Doctor of PhiLoLogy, Professor, Department of WorLd CuLture, FacuLty of Humanities, Moscow State Linguistic University; e-maiL: [email protected]

"CHINESE POEMS" BY BALMONT AND BRYUSOV: THE TITLE AND THE GENRE

The articLe discusses poems by K. D. BaLmont and V. J. Brusov that contain the epithet "Chinese". In the sonnets "The Chinese sky" and "The Chinese dream" BaLmont represents ancient myths, the genre of the poems is the baLLade. In "Chinese poetry" Bryusov uses paraLLeLism - a technique of Chinese poetics. In generaL, the epithet "Chinese" refers not to the genre, but the styLe of the works: chinoiserie.

Key words: BaLmont; Bryusov; Chinese poetics; prosody; chinoiserie.

В названии ряда стихотворений Брюсова и Бальмонта о Китае (не во всех) присутствует эпитет «китайский». У Бальмонта это «Китайское небо» и «Китайская греза», у Брюсова - цикл «Китайские стихи». Такой же подзаголовок - «Китайские стихи» ставит и Гумилев к ряду произведений из книги «Фарфоровый павильон».

Что обозначает этот эпитет? С чем он связан: с темой, образами, жанром, определенными приемами? Можно ли его считать обозначением «подражания», и что в таком случае, подражание? М. Л. Гаспа-ров писал о Брюсове: «Едва ли не впервые в истории русской поэзии

он начинает разрабатывать поэтику подражания как специфического, внутренне определившегося жанра» [Гаспаров 1977, с. 11].

Для ответа на эти вопросы следует разобрать означенные стихотворения. Согласно хронологии - сначала о Бальмонте. Сонеты «Китайское небо» и «Китайская греза» были опубликованы в его сборнике «Сонеты солнца, меда и луны» в 1917 г., вместе с пятью другими произведениями на китайскую тему; но не было первым обращением поэта к дальневосточной культуре.

Еще в 1897 и 1902 гг. Бальмонт ездил в Оксфорд, работал в Бод-леянской и Тайлоровской библиотеках. В 1879-1910 гг. в издательстве Оксфордского университета вышла серия «Священные книги Востока» (Sacred Books of the East), под редакцией знаменитого фольклориста М. Мюллера: переводы священных текстов Индии, Китая, Египта, Персии, Аравии на английский язык. Бальмонт был знаком с изданием [Бонгард-Левин, с. 8]. В нем опубликованы три книги из конфуцианского пятикнижия: «Шу цзин» (1879), «И цзин» (1882), «Ли цзи» (1885), и даосские трактаты «Дао де цзин» (1891) и «Чжуан-цзы» (1891), все в переводах на английский язык Джеймса Легга. В 1898 г. он же перевел «Ши цзин». Бальмонт мог воспользоваться и работами Легга, и очень вольным пересказом китайских стихотворений на французском языке в «Книге нефрита» (1867) у Ж. Готье. В результате отрывки из «Дао де цзина», одна песня из «Ши цзина» и три переложения стихотворений Ван Чан Лина, Ду Фу и Ли Бо (Бальмонт называл их соответственно Уанг-Чанг-Линг, Тху-Фу и Ли-Тай-Пе), - вошли в книгу поэта «Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних. Костры мирового слова» (1908).

«Китайское небо» и «Китайская греза» были написаны позднее и опубликованы в сборнике «Сонеты солнца, меда и луны. Песня миров» (1917). В июле 1915 г. поэт сообщил Е. Цветковской: «Читаю "Мифы китайцев" - и прошу... поискать у Вольфа или Суворина того же С. Георгиевского книги "Первый период китайской истории" (3 р.) и "Принципы жизни Китая" (2 р. 50 коп.)». [Азадовский, Дьяконова 1991, с. 33]. Имелся в виду труд С. М. Георгиевского «Мифические воззрения и мифы китайцев» (1882), по которым Бальмонт и изложил материал.

В первом сонете - это миф о «божестве-устроительнице Нюй-гуа» [Бодде 1977, с. 382] или о «прародительнице Нюй-ва» [Рифтин 1998,

с. 653]. При сравнении стихотворения и текста синолога можно увидеть прямое соответствие. У Бальмонта:

Земля - в Воде. И восемью столбами

Закреплена в лазури, где над ней

Восходит в Небо девять этажей.

Там Солнце и Луна с пятью Звездами.

Семь сводов, где Светила правят нами.

Восьмой же свод, зовущийся Ва-Вэй,

Крутящаяся Привязь, силой всей

Связует свод девятый как цепями.

Там Полюс Мира. Он сияет вкось.

Царица Нюй-Гуа, с змеиным телом,

С мятежником Гун-Гуном билась смелым.

Упав, он медь столбов раздвинул врозь.

И из камней Царица, пятицветных,

Ряд сделала заплат, в ночи заметных [Бальмонт 1917, с. 108]. У Георгиевского:

Земля утверждена на восьми столбах и плавает на воде. На окраинах земли стоят восемь столбов (из них тот, который находится на хребте Кунь-лунь, сделан из меди); на эти столбы опирается небо. Последнее есть не единый свод, а цзю-чун (47) - "девять этажей", т. е. девять сводов, расположенных один над другим; каждый из семи нижних сводов является ареною самостоятельного движения той или другой из семи известных (древним китайцам) планет (солнце, луна, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн); восьмой свод движется вместе с находящимися на нем звездами вокруг полярной звезды и удерживается от падения ва-вэй (48), т. е. "кружащеюся (крутящеюся) привязью", которая прикреплена одним концом к полюсу, утвержденному на девятом своде. Такова воображаемая архитектоника мира. Осталось, однако, непонятным для древних китайцев, почему северный полюс приходился не прямо над их головами, почему свод звездного неба был видимо покосившимся <...>. Ничего не бывает без причины, требовалось объяснение и для этой, так сказать, покривленности мира. Таковое было подыскано и дано в следующем мифе. Некогда (в XXIX, говорят, веке до Р.Х.) Китаем управляла государыня Нюй-гуа (49), имевшая тело змеи и обладавшая от рождения почти божественною мудростию. При конце

жизни Нюй-гуа вассальный князь Гун-гун (50), исполненный честолюбия, поднял знамя бунта. Государыня отправила войска против мятежника, и он, проиграв сражение, был убит. Пред своею смертью, Гун-гун ударился головою о гору Бу-чжоу (51), находившуюся в западной части хребта Кунь-лун, и подломил медный столб, поддерживающий небеса, вследствие чего два высших свода склонились на северо-западе, а земля опустилась в своем юго-восточном углу. Желая по мере возможности исправить причиненные Гун-гуном повреждения и удержать на будущее время небеса и землю от обвала, Нюй-гуа растопила в огне пятицветные камни и заделала ими образовавшееся в небе отверстие... [Георгиевский 1882, с. 12-13].

Второй сонет «Китайская греза» относится к части мифа, который можно назвать мифом «о наводнении» [Бодде 1977, с. 394] или о «культурных героях» [Рифтин 1998, с. 655] (Рифтин). Представляется, что Бальмонт по-прежнему идет по пути Георгиевского, хотя соответствия не такие полные.

У Бальмонта:

Вэй-Као полновластная царица. Ея глаза нежней, чем миндали. Сравняться в чарах с дивной не могли Ни зверь, ни рыбка, ни цветок, ни птица.

Она спала. Она была девица. С двойной звезды, лучившейся вдали, Два духа легкокрылые сошли. Душистая звездилася ложница.

И с двух сторон к дремавшей подойдя, Кадильницу пахучую качали. Цветы на грудь легли, их расцвечали.

И зачала от этого дождя. И, сына безболезненно рождая,

Она и в нем была звездой Китая [Бальмонт 1917, с. 140].

У Георгиевского:

Мать императора Юя, положившего (в 2205 г. до Р.Х.) основание Ся, первой династии в Китае, видела падающую звезду, от мысли которой зачала, после того как проглотила перл (посланный одним из духов) [Георгиевский 1882, с. 76].

Таким образом, подражания Бальмонта - это подражание в теме, сюжете с использованием мифологических образов и имен. В современном литературоведении это называется поэтическим фольклориз-мом. Если рассмотреть жанр его сонетов, то в европейской классификации их можно отнести к балладе в старинном ее определении как «эпического, преимущественно небольшого по размерам произведения, в котором преобладает фантастический элемент» [Смирновский 1914, с.103].

Китайские первоисточники для сонетов следующие: для «Китайского неба» - «Хуайнань-цзы» (II в. до н. э.) и «Лунь хэн» Ван Чуна (27 - ок. 100 г. н. э.); для «Китайской грезы» - «Шу цзин». «Хайнань-цзы» переводится как «Учители из Южного заречья реки Хуай», это философский трактат. «Лунь хэн» - «критические суждения и оценки»; жанр лунь, «суждения», относится в вэнь, изящной словесности, в жанровой классификации Сяо Туна (VI в.). Для «Шу цзина», «Книги истории» (Х^-Х1 вв. до н. э.) можно воспользоваться указанием Н. Федоренко: иероглиф цзин, изначально обозначающий «основу ткани», затем приобрел производное значение, «основополагающие канонические книги кофуцианской школы» [Федоренко 1987, с. 4].

Если обратиться к истории китайский поэтики, то в первом периоде древности (в «Ши цзине») существовали поэтические жанры фэн (песни), я (оды) и сун (гимны). Во втором периоде (до III в. н. э.) выделяется песенная поэзия юэфу, где есть лирические песни, древние баллады, отрывки из древних народных сказаний. Если учесть, что сонет возник как упрощенная форма канцоны, т. е. хороводной песни, можно попробовать соотнести «Китайское небо» и «Китайскую грезу» с юэфу, но представляется, что Бальмонт просто шел от твердой формы сонета, подгоняя под нее мифологический сюжет.

Возможно, Брюсов обратился к китайской тематике не без влияния Бальмонта. Задумывая в 1909 г. книгу «Сны человечества», он предполагал раздел «Серединное царство. Китай: 1, 2, 3. Из книги Чи-Кинг. 4, 5. В манере Ту-фу. 6. Хор из драмы. 7, 8. Из поучений Лао-Тзе. 9, 10. Из поучений Кон-Фу-Тзе (Конфуций). 11, 12. Народные песни» [Брюсов 1973, с. 464]. В набросках предисловия к этой книге он называл своими предшественниками Гердера, Гюго и Бальмонта («Зовы древности» которого появились в 1908 г.). Но в публикации отрывков из «Снов человечества» в 1913 г. китайских стихов не было.

Брюсов написал их позднее, в декабре 1914 г. в Варшаве, в бытность военным корреспондентом газеты «Русские ведомости». Всего он сочинил пять стихотворений, под четвертым и пятым поставлена одна и та же дата - «16 дек. 1914» [Брюсов, л. 15]. Два из них, первое и четвертое, были опубликованы в сборнике Брюсова «Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам» (1918) под заглавием «Из китайской поэзии» с подзаголовком «Параллелизм».

Именно здесь был реализован замысел, сформулированный еще в набросках к «Снам человечества»: «Представить своим читателям образцы всех приемов, каким пользовался человек, чтобы выразить лирическое содержание своей души... не только в примерах познакомить научно с поэзией прошлого, столько дать ее почувствовать в художественных созданиях. Для такой цели подражания оригинальные произведения, написанные в духе определенной эпохи, мне представляются более отвечающими цели, нежели стихотворные переводы» [Брюсов 1973, с. 461].

Какие же приемы и какой дух представлены в китайских «опытах»? Подзаголовок «параллелизм» поэт поясняет в примечаниях: «Система параллелизма состоит в том, что каждое двустишие образует одно целое, причем второй стих состоит из образов, параллельных образам первого» [Брюсов 1918, с. 180].

Твой ум - глубок, что море!

Твой дух - высок, что горы!

Все дни - друг на друга похожи;

Так муравьи - одинаково серы.

Завяжи узел - труда, почтенья, веры [Брюсов 1918, с. 70].

Откуда Брюсов мог взять сведения о китайском духе и китайской поэтике?

В библиотеке поэта находится «Иллюстрированная всеобщая история литературы» (1905) И. Шерра, с подчеркиваниями самого Брюсова. Возможно, именно оттуда он заимствовал общий список

произведений, которым намеревался подражать в «Снах человечества». Шерр упоминает Кон-фу-тзе, или Конфуциуса, Лао-тзе, Таоте-Кинг, Ши-Кинг, Ту-фу, пишет о «драматических произведениях», имеющих «характер пьес с пением», а также дал некоторые характеристики китайской культуры, отразившиеся во втором стихотворении: «Они с полным правом называют свое государство "срединной империей"..», поясняя: «.здесь все гладко, скромно, проникнуто трезвостью, филистерством, посредственностью, так как "добродетель заключается в середине".» [Шерр 1905, с. 15-16]. Пишет Шерр и об отношении к старшим: «Отношения между родителями и детьми отличаются сердечностью, и как для родителей считается священною обязанностью воспитать детей, так и для детей священный долг -заботиться о престарелых родителях» [Шерр 1905, с. 16-17].

Замечание Шерра о поэтике китайских стихов: «Требования сводятся главным образом к тому, чтобы каждый китайский стих имел полный, законченный смысл, и чтобы наряду с размером соблюдалась и рифма. Преобладающий стих пятистопный трохей» [Шерр 1905, с. 22], - подчеркнуто Брюсовым. Смысловую законченность он соблюдает, рифмы использует, но размер его подражаний другой.

Обстоятельное описание китайской поэтики можно найти в других книгах, уже не из библиотеки поэта. Например, в предисловии, подписанном В. М. (В. Марков, псевдоним футуриста Волдема-ра Матвейса) к сборнику «Свирель Китая», напечатанном в январе 1914 г., т. е. до написания «Китайских стихов». Автор предисловия, в свою очередь, идет за В. Грубе, чья книга в переводе с немецкого на русский вышла в 1912 г. под названием «Духовная культура Китая. Литература, религия, культ».

В. Грубе пишет о параллелизме следующее: «Каждые два соседних стиха характеризуются параллелизмом идей или образов, основанным либо на отношении сходства, либо на отношении противоположности» [Грубе 1912, с. 57]. И далее: «К этому параллелизму в ходе мыслей еще присоединяется грамматически-синтаксический параллелизм, который состоит в том, что в двух следующих друг за другом стихах слова одинаковой категории занимают, по возможности, одинаковое место в предложении, так что если применить наши грамматическая категории к китайскому языку, нужно будет сказать, что каждому существительному, прилагательному, глаголу и т. п. первого

стиха должна соответствовать в следующем стихе такая же грамматическая единица на том же месте» [Грубе 1912, с. 59] .

В предисловии к «Свирели Китая» к этому добавлено такое замечание: «...все слова были разделены на "полные" и "пустые". Под "полными" словами подразумеваются те, которые дают представление о предметах осязаемых, и, по крайней мере, воспринимаются нашими органами чувств, как то: земля, вода, облака, даже небо, взятое в смысле тверди. К "пустым" словам причисляются все понятия отвлеченные, все относящееся н невещественному миру <...>. Первое приложение правила о параллелизме мы видим в четырехстопных стихах; в нем хотя бы только в двух стихах должен быть выражен параллелизм, причем под каждым пустым словом первого стиха должно было находиться пустое слово следующей строки, и наоборот» [В. М. 1914, с. XIII].

Первое двустишие Брюсова наглядно иллюстрирует это правило: под отвлеченным понятием «ум» находится понятие «дух», под осязаемым «морем» - «горы»; налицо и синтаксический параллелизм. Интересно, конечно, знал ли Брюсов о древнекитайском сочинении «Каталог гор и морей» (IV-II вв. до н. э.), но, думается, что это всё же совпадение образов.

Присутствует параллелизм и во втором стихотворении, но оно демонстрирует, скорее, общий «дух» китайской культуры, каким он представлялся большинству европейских ученых того времени. В западнической традиции Китай служил «символом отсталости, застойности, ретроградства, консерватизма, бюрократии, всего устаревшего, живущего по раз и навсегда установленным древним законом, или в крайнем случае, чего-то отличного от Европы» [Лукин 2007, с. 148]. В России в конце XIX - начале XX вв. традиция была продолжена В. С. Соловьевым и Д. С. Мережковским. Во время Первой мировой войны Брюсов мог вспомнить пророчества Соловьева (как ранее во время Японской войны он написал «Грядущих гуннов» под влиянием соловьевского «Панмонголизма»).

В европейской поэтике первое из напечатанных стихотворений следует отнести к жанру оды (это панегирик). В рамках китайской поэтики оно очень условно может быть соотнесено с ши, ведущим поэтическим жанром с III в. И. С. Лисевич определял его так: «Строка уставного стиха ши, как правило, состоит из пяти (5-сложный) или

семи (7-сложный) слогов-иероглифов. При декламации они делятся паузой на стопы, по два слога в каждой; так как число слогов в строке нечетное, то последняя стопа состоит из одного слога. Всего в стихотворении обычно восемь строк» [Лисевич 2001, с. 355]. Е. А. Серебряков - таким образом: «Как жанр стихи-ши обладают следующими особенностями: равностопность строк (чаще встречаются пяти- и се-мисложные строки); неограниченность количества строк - от четырех до многих десятков; наличие смысловых и грамматических параллелизмов в соседних строках; соблюдение правил чередования музыкальных тонов и рифмовки окончания строк» [Серебряков 2008, с. 46].

Первое стихотворение Брюсова подходит под жанр ши: двустрочная строфа, пятисловная строка, отчетливый параллелизм (вынесенный в заголовок). Это трехстопный ямб, рифма неточная.

Пусть этот чайник ясный, В час нежный, отразит Лик женщины прекрасной И алый цвет ланит.

Ты мне дороже, чем злато, Чем добрый взгляд государя! Будь любви моей рада, Как кормщик, к брегу причаля.

Глупец восклицает: «Ломок

Стебель памяти о заслугах!

Мудрый говорит: «Буду скромен,

И меня прославят речи друга!» [Брюсов 1973, с. 387].

Первое из них с некоторой условностью можно соотнести с ши. В первой и третьей строках есть семисложность, присутствует

рифмовка, трехстопным ямбом создается некая упорядоченность, но параллелизм отсутствует. Четвертое с китайской поэзией родним прием би - сравнение. Пятое можно отнести к уже упоминавшемуся жанру лунь, поскольку оно является вольным переложением первых слов Конфуция в первой главе «Лунь юя» («Бесед и суждений»). Брюсов мог найти его в «Изречениях Конфуция, учеников его и других лиц» (1910), переведенных П. С. Поповым: «Философ сказал: "Не приятно ли учиться и постоянно упражняться? Не приятно ли встретиться с другом, возвратившимся из далеких стран? Не благородный ли муж, тот, кто не гневается, то он не известен другим?"» [Попов 1910, с. 1]. Есть в последнем стихотворении и параллелизм.

Таким образом, у Бальмонта эпитет «китайский» указывает на тему и сюжет, у Брюсова - на подражание поэтике. По точной характеристике М. Л. Гаспарова, Брюсов «переводил не поэзию, а поэтику. Он выхватывал из переводимого произведения несколько необычных образов, словосочетаний, ритмических ходов, воспроизводил их на русском языке с разительной точностью, а всё остальное передавал приблизительно, заполняя контуры оригинала собственным вариациями в том же стиле» [Гаспаров 1977, с. 7]. Эта характеристика молодого Брюсова-переводчика прекрасно подходит и для его более поздних подражаний.

Но можно ли эти подражания выделять в отдельный жанр? Брюсов подражал и содержанию, и самим жанрам, и приемам, и строфике, и ритмике, и рифмике (хочется вспомнить характеристику З. Гиппиус: «По тонкости внешнего понимания стихов у Брюсова не было соперника» [Гиппиус 1991, с. 49]).

Поэтому представляется, что слово «китайский» в названиях стихов обозначает не жанр подражания и не подражание жанру, а понятие более широкое, стиль: «шинуазри», китайщину. Его образцы можно видеть в архитектуре, в декоративно-прикладном искусстве. В культурологии это называется «культурным трансфером».

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Азадовский К. М., Дьяконова Е. М. Бальмонт и Япония. М. : Наука, 1991. 190 с. Бальмонт К. Д. Сонеты солнца, меда и луны. Песня миров. М. : Издание В.В.

Пашуканиса, 1917. 272 с. Бодде Д. Мифы древнего Китая // Мифология древнего мира. М. : Наука,

1977. С. 366-404.

Бонгард-Левин Г. М. Индийская культура в творчестве К. Д. Бальмонта // Ашвагхоша. Жизнь Будды. Калидаса. Драмы; пер. К. Д. Бальмонта. М. : Художественная литература, 1990. С. 6-30.

Брюсов В. Я. Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам (Стихи 1912-1918 гг.). М. : Геликон, 1918. 202 с.

Брюсов В. Я. Собр. соч. : в 7 т. Т. 2. М. : Художественная литература, 1973. 496 с.

Брюсов В. Я. Фонд ОР РГБ. Ф. 386. к. 114. Ед. хр. 6/2, л. 15.

Егорьев В., Марков В. Свирель Китая. СПб. : Издание общества художников Союза молодежи, 1914. 116 с.

Гаспаров М. Л. Путь к перепутью // Торжественный привет. Стихи зарубежных поэтов в переводах Валерия Брюсова. М. : Прогресс, 1977. С. 5-15.

Георгиевский М. С. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб. : Типография Н. Скороходова, 1882. 150 с.

Гиппиус З. Н. Одержимый // Гиппиус З. Н. Живые лица. Воспоминания. Тбилиси: Мерани, 1991. С. 37-57.

Грубе В. Духовная культура Китая. Литература, религия, культ. СПб. : Издание «Брокгауз-Ефрон», 1912. 238 с.

Лисевич И. С. Китайская поэтика // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М. : НПК «Интелвак», 2001. С. 351-362.

Лукин А. В. Медведь наблюдает за драконом. Образ Китая в России в XVIII-XX веках. М. : Восток-Запад, 2007. 568 с.

Попов П. С. Изречения Конфуция, учеников его и других лиц / пер. с кит. с прим. П. С. Попова. СПб. : Издания факультета Восточных языков Императорского С.-Петербургского ун-та, 1910. 126 с.

Рифтин Б. Л. Китайская мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. Т. 1. М. : Большая Российская энциклопедия, 1998. С. 652-662.

Серебряков Е. А. Жанр ши в поэзии Ш-У! вв. // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 3. Литература. Язык и письменность. М. : Восточная литература, 2008. С. 46-51.

Смирновский П. Теория словесности. М. : Книгоиздательница А. С. Панафи-дина, 1914. 160 с.

Федоренко Н. Древнейший памятник поэтической культуры Китая // Шицзин: Книга песен и гимнов. М. : Художественная литература, 1987. С. 3-22.

Шерр И. Иллюстрированная всеобщая история литературы. М. : Издание С. Скирмунта, 1905. 568 с.

11 класс

Программа Г.С.Меркина

Урок № 19.

Тема. Поэзия В.Я.Брюсова и К.Д.Бальмонта.

Цель :

    познакомить учащихся с основными этапами жизни и творчества В.Я.Брюсова и К.Д.Бальмонта, с особенностями их лирики;

    развивать речь учащихся, вырабатывать навыки анализа лирического произведения;

    воспитывать внимательного, вдумчивого читателя.

Оборудование: мультимедийная презентация.

ХОД УРОКА.

І. Организационный момент.

II. Изучение нового материала.

1. Сообщение темы, цели, плана урока.

2.Поэзия В.Я.Брюсова.

2.1. Слово учителя.

Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) – одна из крупнейших и основополагающих фигур в русской поэтической культуре начала XX века. Вошел в историю отечественной культуры как организатор и «мэтр» символистского движения.

Вот как об этом рассказывает в очерке «Брюсов» Владислав Ходасевич: «...он основал «Скорпион» и «Весы» и самодержавно в них правил; он вел полемику, заключал союзы, объявлял войны, соединял и разъединял, мирил и ссорил. Управляя многими явными и тайными нитями, чувствовал он себя капитаном некоего литературного корабля и дело свое делал с великой бдительностью. К властвованию, кроме природной склонности, толкало его и сознание ответственности за судьбу судна».

Кроме поэтической деятельности Брюсов вел литературоведческую работу: изучал творчество Тютчева, Баратынского, Пушкина, изучал культуру Возрождения, путешествуя по Италии и Франции. Выступал как критик-полемист, писал новаторские работы по стиховедению и систематизации «тайн» поэтического ремесла.

Был активным участником культурной жизни страны. Действительно, серебряный век русской поэзии невозможно представить без этого универсального дарования.

2.2. Индивидуальное сообщение учащегося о жизненном пути В. Брюсова на основе материала учебника.

2.3. Обратим внимание на сквозные темы лирики поэта. (По ходу работы учащиеся делают записи в тетрадях.)

А) В ранней лирике В. Брюсова необходимо выделить мотив беспредельной мечты, которая уносила поэта, как и большинство символистов, в мир, далекий от «серой» реальности:

Моей мечте люб кругозор пустынь,

Она в степях блуждает вольной серной.

От будней современной жизни поэт-символист «уходит» вместе со своими читателями в далекое прошлое. Николай Гумилев так писал об этом: «По мановению его руки в нашем мире снова расцветают цветы, которые опьяняли взор ассирийских царей, и страсть становится бессмертной, как во времена богини Астарты» .

Б) Историческая тема довольно широко раскрыта в поэзии Брюсова. Интересна мысль по этому поводу Павла Антокольского, которая представлена в его статье «Валерий Брюсов»:

«В русской поэзии впервые после Пушкина возникла такая способность к полному перевоплощению современника в образ далекого прошлого.

Каждая новая встреча Брюсова с историей есть вторжение в историю – хозяйское, не терпящее отлагательства и возражений. Он распоряжается в эпохах и странах как режиссер-постановщик... В лучших своих книгах... он переходит на ТЫ с историей и разговаривает запанибрата с любым из своих кумиров:

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе,

Александр Завоеватель, я – дрожа – молюсь тебе!

Так возникает Александр Македонский.

И тут же рядом – другая судьба, другая эпоха, другой случайный перекресток в средневековой Венеции:

Но вдруг среди позорной вереницы

Угрюмый облик предо мной возник.

Так иногда с утеса глянут птицы, –

То был суровый, опаленный лик,

Не мертвый лик, но просветленно-страстный,

Без возраста – не мальчик, не старик...

Это Данте.

Брюсов воскрешал и безымянных рабов, прикованных к римской триреме, подслушивал их скорбные и смутные мечты о свободе. Он воскрешал безымянную женщину, обнаруженную при раскопках Помпеи, которая погибла, отдаваясь возлюбленному».

Брюсов не только смело путешествовал из одной эпохи в другую, но и мастерски пользовался способностью перевоплощения, что также характеризует его как поэта-символиста:

Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон...

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен,

Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.

Я жалкий раб царя. С восхода до заката

Среди других рабов свершаю тяжкий труд,

И хлеба кус гнилой – единственная плата

За слезы и за пот, за тысячи минут.

В) Многие произведения поэта теснейшим образом связаны с его представлениями о развитии культуры и ее детища – города . Брюсов признавался:

Я люблю большие дома

И узкие улицы города...

Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие...

И в другом стихотворении:

Люблю одно: бродить без цели

По шумным улицам, один...

Под вольный грохот экипажей

Мечтать и думать я привык,

В теснине стен я весь на страже;

Да уловлю Господень лик!

– Самостоятельно проследите, как раскрывается урбанистическая тема в творчестве В. Брюсова. Раскройте образное воплощение противоречий города в стихотворении В. Брюсова «Городу».

ГОРОДУ
Дифирамб

Царя властительно над долом,

Огни вонзая в небосклон,

Ты труб фабричных частоколом

Неумолимо окружен.

Стальной, кирпичный и стеклянный,

Сетями проволок обвит,

Ты – чарователь неустанный,

Ты – неслабеющий магнит.

Драконом, хищным и бескрылым,

Засев, – ты стережешь года,

А по твоим железным жилам

Струится газ, бежит вода.

Твоя безмерная утроба

Веков добычей не сыта, –

В ней неумолчно ропщет Злоба,

В ней грозно стонет Нищета.

Ты, хитроумный, ты, упрямый,

Дворцы из золота воздвиг,

Поставил праздничные храмы

Для женщин, для картин, для книг;

Но сам скликаешь, непокорный,

На штурм своих дворцов – орду

И шлешь вождей на митинг черный:

Безумье, Гордость и Нужду!

И в ночь, когда в хрустальных залах

Хохочет огненный Разврат

И нежно пенится в бокалах

Мгновений сладострастный яд,

Ты гнешь рабов угрюмых спины,

Чтоб, исступленны и легки,

Ротационные машины

Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!

В порыве ярости слепой

Ты нож, с своим смертельным ядом,

Сам подымаешь над собой.

Противоречия Города воплощены в образах «чарователя неустанного» и хищного дракона. Среди золотых дворцов и праздничных храмов гнутся «рабов угрюмых спины».

Здесь, в городе, живут Злоба, Нищета, огненный Разврат. Для усиления впечатлений читателей от противоречий жизни в городе автор использует оксюморон: «нежно пенится в бокалах... яд», «коварный змей с волшебным взглядом».

Г) Центральный образ в поэзии Брюсова образ человека .

Образ человека в поэзии В. Брюсова

А) Духовные тайны человека,
их постижение

Б) Роль человека в судьбах мира

1. Надежды и мечты

1. Царь, владыка

2. Каждодневный труд – «тюрьма земная»

3. Человек-творец

3. «Потребитель» жизни

4. Высокое чувство любви

5. Человек – «природы соглядатай»

3. Поэзия К.Д.Бальмонта.

3.1. Вступительное слово о К.Д.Бальмонте.

В слякотные и дождливые рождественские дни 1942 года в Нуази-ле-Гран близ Парижа, оккупированного гитлеровскими войсками, когда солнце весны и солнце свободы, казалось бы, надолго закатилось над милой Францией, в её чужую, холодную землю лёг навеки ещё один отверженный сын России. Надгробная надпись лаконична и печальна: «Константин Бальмонт. Поэт русский». Ушёл кумир целого поколения.

Господь, господь.

Внемли, я плачу, я тоскую,

Тебе молюсь в вечерней мгле.

Зачем ты даровал мне душу

Неземную -

И приковал меня к земле.

Приглашаю вас перелистать страницы жизни большого поэта.

3.2.Сообщение подготовленного ученика. Возможные дополнения учителя.

О Константине Бальмонте современный читатель знает мало или понаслышке, между тем, без него картина Серебряного века была бы неполной. Им восторгались, пророчили великое будущее, о нём спорили, его возносили, низвергали, над ним подтрунивали, им любовались.

В 1894 году вышел сборник стихов Бальмонта “Под северным небом”, в 1895-м – “В безбрежности”, в 1900-м – “Горящие здания”, “Только любовь” в 1903г., и, наконец, в 1903-м – “Будем как Солнце”, книга, принесшая ему поистине всероссийскую славу.

“Я – изысканность русской медлительной речи, - писал он, - предо мною другие поэты – предтечи, я впервые открыл в этой речи уклоны, перепевные, гневные, нежные звоны. Я – внезапный излом, я – играющий гром, я – прозрачный ручей, я – для всех и ничей…”

И действительно, не было в те годы поэтического имени более известного. На фоне будто вылинявшей поэзии конца девятнадцатого века яркие стихи Бальмонта вспыхнули как Солнце. Войдя в число основоположников символизма, нового, тогда только ещё нарождающегося литературного течения, поэт раскрылся весьма вовремя.

Кто же он?

Манерный, крикливый, самовлюблённый, напыщенный поэт, не лишённый поэтического дарования или гениальная индивидуальность, яркая звезда в блестящем созвездии русских поэтов?

3.3. Работа с портретами.

К его внешности, как и к творчеству, не было однозначного отношения. Но многие отмечали самобытность и неординарность внешности поэта. “Среднего роста, полноватый блондин с бородкой… Бальмонт всегда был нарядно одет и надушен крепкими английскими духами”, - писала о нём Б.Погорелова, свояченица поэта Валерия Брюсова.

Илья Эренбург в книге “Люди, годы, жизнь” писал, что в Париже трудно удивить, но на него оглядывались. В Москве в 1918 году люди хмурые. Посредине мостовой шествовал рыжий чудак: рыжая борода, рыжие кудри, спадающие на спину, бледное лицо. Вот этот рыжий чудак шёл с головой, поднятой кверху, к серому небу. В молодости Бальмонт пытался покончить жизнь самоубийством, выбросившись с третьего этажа гостиницы, в результате повредил себе ногу и всю жизнь, прихрамывая, шагал он быстро и, казалось, что скачет птица, привыкая скорее летать, чем ходить. Он походил на тропическую птицу, случайно залетевшую не на ту высоту.

А вот М.Цветаева, близко знавшая его, подчеркнула величественность Бальмонта – человека: “В присутствии Бальмонта всегда чувствуешь себя, как в присутствии высшего”. Для неё он был олицетворением самой поэзии. “На каждом Бальмонтовском жесте, слове – клеймо – печать – звезда - поэта”.

И действительно, этот чувствительный человек не хотел и не мог быть никем иным, как поэтом. Стихотворения Бальмонта – гимны своему дару.

3.4.Анализ стихотворений Бальмонта.

Прочитаем строки, в которых звучит гордое, порой заносчивое “Я”.

Прослушаем несколько стихотворений Бальмонта и попытаемся ответить на вопросы:

Каково ваше отношение к многочисленным “я”?

Что это кокетство, самовлюблённость или что-то другое?

Какие многообразные и изменчивые “я” вы уловили?

Чтение стихотворений:

Я люблю лесные травы

Я люблю лесные травы

Ароматные,

Поцелуи и забавы,

Невозвратные.

Колокольные призывы,

Отдаленные,

Над ручьем уснувшим ивы,

Полусонные.

Очертанья лиц мелькнувших,

Неизвестные,

Тени сказок обманувших,

Бестелесные.

Все, что манит и обманет

Нас загадкою,

И навеки сердце ранит

Тайной сладкою.

Я устал от нежных слов

Я устал от нежных снов,

От восторгов этих цельных

Гармонических пиров

И напевов колыбельных.

Я хочу порвать лазурь

Успокоенных мечтаний.

Я хочу горящих зданий,

Я хочу кричащих бурь!

Упоение покоя -

Усыпление ума.

Пусть же вспыхнет море зноя,

Пусть же в сердце дрогнет тьма.

Я хочу иных бряцаний

Для моих иных пиров.

Я хочу кинжальных слов

И предсмертных восклицаний!

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце

И синий кругозор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

И выси гор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Море

И пышный цвет долин.

Я заключил миры в едином взоре,

Я властелин.

Я победил холодное забвенье,

Создав мечту мою.

Я каждый миг исполнен откровенья,

Всегда пою.

Мою мечту страданья пробудили,

Но я любим за то.

Кто равен мне в моей певучей силе?

Никто, никто.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,

А если день погас,

Я буду петь: Я буду петь о Солнце

В предсмертный час!

Вывод. Символистами жизнь рассматривалась как путь поэта. “Я” стояло в центре, автор как бы раскрывал страницы дневника. У Бальмонта это принимало порой крайние формы.

3.5. Слово учителя.

Бальмонт творил собственную биографию, стремясь создать поэму из своей жизни. Это стремление принимало порой экстравагантные формы:

Повис на дереве, читая;

В Париже лёг на асфальт, фиакр переехал через него;

Вошёл в воду с тростью, чтобы полюбоваться отблеском на воде;

Экстравагантное, чудаческое, скандальное, то, что впоследствии назовут “бальмонтовщина” заслонило образ самого поэта.

А он любил: одиночество; языки; поглощал целые библиотеки; ему обязаны мы, как читатели, знакомству с литературной планетой.

Всю жизнь Бальмонт занимался переводами. В его переводах выходили и до сих пор выходят многие произведения Шелли, Эдгара По, Уитмена, Кальдерона, Уайльда, Верлена, Бодлера, Гофмана. Он знал немецкий, французский, чешский, болгарский, грузинский языки. Бальмонт – один из лучших переводчиков поэмы “Витязь в тигровой шкуре” Ш.Руставели.

И неудивительно, все они: и экстравагантный Уайльд, и страшный По, и мистический Гофман, и лирический Шелли, повлияли на характер и творчество Бальмонта. Он впитал в себя спиритизм Де Виньи, пессимизм Шопенгауэра, сверхчеловечность Ницше. Таким был он сам.

Он называл свои стихи песнопениями. Они различны по жанру: сонеты, элегии, послания, гимны, фантазии и даже молитвы.

Как бы вы определили содержание стихотворений Бальмонта, о чём стихи?

(Он стремится запечатлеть всё: ветер в камышах, жизнь и смерть, прошлое и настоящее, тончайшие ощущения и переживания.)

Бальмонту суждено было стать одним из зачинателей символистского движения. Но у него своё место.

3.6. Особенности поэзии К.Д.Бальмонта.

Эта поэзия, в которой органически, не насильственно сливаются два содержания: скрытая отвлечённость и очевидная красота.

Символистская поэзия говорит своим особым языком, более, чем другой род поэзии трогает наши слуховые и зрительные впечатления.

3.7.Чтение стихотворения “Аромат солнца”

Запах солнца? Что за вздор!

Нет, вздор.

В солнце звуки и мечты,

Ароматы и цветы

Всё слилось в согласный хор,

В сплелось в один узор.

3.8.Чтение стихотворения “Я не знаю мудрости”.

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолётности я влагаю в стих.

В каждой мимолётности вижу я миры,

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко. Видите, плыву.

И зову мечтателей. Вас я не зову.

Подобное изображение мира роднит Бальмонта с импрессионизмом.

Импрессионисты работают быстрыми маленькими мазками, накладывая чистые неспешные краски рядом без плавных переходов и оттенков, так что многие предметы только намечаются, а очертания света и теней, дробясь и рассыпаясь, переходят одно в другое. Подвижные мазки, положенные под разным углом, контрасты цветовых пятен создают волнующий эффект вибрации, переливчатости и изменчивости мира.

Константин Бальмонт внёс в русскую поэзию и тематическую новизну, и новую интенсивность восприятия, и новую рефлексию:

…В каждой мимолётности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Романтическая созерцательность, мягкость тонов, подчёркнутая музыкальность – всё это располагало в пользу новых веяний в искусстве.

Не кляните мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко, полное огня.

Я ведь только облачко. Видите: плыву.

Я зову мечтателей… вас я не зову!

Стихотворение покоряет сегодняшнего читателя не своей идеей, а чарующей пластикой, музыкальностью, которая создаётся волнообразными движениями интонационных подъёмов и спадов. Этот эффект создаётся постоянным повтором фраз, которые варьируют, трепетными переливаниями звуковой структуры сонорных [р], [м] и завораживающим ритмом анапеста.

3.9.Заключительное слово учителя.

Два раза Бальмонт покидал Россию. Первый раз в 1905г., из-за цикла “революционных” стихов, в общем, совсем не заслуживших такого наименования.

Вернулся он только через 7 лет, совершив кругосветное путешествие.

В мае 1913 года в Москве его встречали толпы восторженных поклонников. Жандармы запретили поэту обратиться к встречающим, и он, смеясь, бросал в толпу ландыши.

Весной 1920 Бальмонт выхлопотал у Луначарского временную творческую за-граничную командировку. Командировка предполагала год-два работы за рубежом, но в 1921 году поэт заявил о своём нежелании возвращаться в Россию. В эмиграции Бальмонт издал несколько поэтических книг: “Марево”(1922), “Стихи о России”(1924), “В раздвинутой дали”(1930) и две автобиографические книги. Но талант к тому времени потускнел. Жил в приюте “Русский дом”, который содержала мать Мария, погибшая впоследствии в фашистском концлагере. В мае 1937г. попал в автомобильную катастрофу, после которой жаловался не на полученные травмы, а на испорченный костюм. “Русскому эмигранту в самом деле приходится размышлять, что ему выгоднее потерять – штаны или ноги, на которые они одеты”. Нищета угнетала. В письме писал: “Хоть умереть бы!”.

От былой восторженности не осталось и следа, трудно поверить, что это признание принадлежит тому же Бальмонту, “который в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце!”

Но в стихах, как и жизни, он останется прежним поэтом, верным стихии света, только свет для него будет исходить из России – уже запредельной, недосягаемой. Верность светоносному идеалу остаётся. Ему конкретное имя – Россия. Ностальгия по России рождает сильные стихи.

“Какой я сейчас? Да всё тот же. Новые мои знакомые и даже прежние смеются, когда я говорю сколько мне лет, и не верят. Вечно любить мечту, мысль и творчество – это вечная молодость. Бородка моя правда беловата, и на висках инея довольно, но всё же ещё волосы вьются, и русые они, а не седые. Мой внешний лик всё тот же, но в сердце много грусти…” – писал он Е.А.Андреевой, сохранившей с ним добрые отношения.

В 1935 году в Париже был вечер, посвящённый 50-летию литературной деятельности Бальмонта. Выступила Марина Цветаева со “Словом”. Она просила об оказании поддержки “единственному великому поэту из ныне живущих”.

Цветаева отметила, что “Бальмонт – самое лучшее, что дал в конце старый мир”.

Стихотворение “Как мы живём”

Мы так живём, что с нами вечно слава,

Хмельная кровь, безумствующий бред,

И может быть, в том жгучая отрава,

Но слаще той отравы в мире нет. 1936г.

Куда девалось “я”? Почему “мы”?

Удивительно, что это “мы” рождается у поэта одинокого, забытого. Но именно теперь Бальмонт сливает свой голос с общим хором всей русской поэзии.

В 1942 году он умер после душевной болезни в приюте для престарелых, устроенном во Франции беженкой из России поэтессой Е.Ю. Кузьминой-Караваевой (матерью Марией). Он умер, слушая чтение своих стихов. И вспомнил о былом своем богатстве, звучном мире безумных вдохновений, восхождений на башню, о мире звезд:

Не многие пришли сказать ему последнее “прощай” и проводить в последний путь: Зайцев, Терапиано, Балтрушайтис. Он ушёл, благословив мир, над которым будет вечно сиять его Солнце.

Я шепчу вослед благословенье,

Чувствую, как силы возросли,

Как, испив рассветное мгновенье,

Дали, дрогнув, манят быть вдали.

III. Подведение итогов урока.

IV. Домашнее задание.

Устный анализ стихотворения В.Я.Брюсова или К.Д.Бальмонта (по выбору).

Урок – сопоставление «Художественные полюса русского символизма: Урок – сопоставление «Художественные полюса русского символизма: К.Бальмонт и В.Брюсов» () () () ()


Основные вехи биографии К. Бальмонта 1867 год – родился в провинциальной дворянской семье в Шуйском уезде Владимировской губернии; учился в Московском университете и в Ярославском лицее учился в Московском университете и в Ярославском лицее 1885 год – первое выступление в печати 1890 год – первый сборник в Ярославле; попытка самоубийства 1891 год – лишение права проживания в столицах за антиправительственное стихотворение «Маленький султан»; сотрудничество в большевистской газете «Новая жизнь» гг. – эмиграция, путешествия 1917 год – утрата революционности, негативное отношение к большевистскому режиму 1920 год – окончательная эмиграция из России гг. – жизнь в Париже, полная лишений; прогресс психического заболевания 1942 год – умер недалеко от Парижа


Три периода творческого пути К. Бальмонта е годы – интенсивное освоение поэтических традиций, появление самобытной стилистики, сотрудничество с символистами года – признание центральной фигурой символизма, лучшие сборники «Горящие здания», «Будем как солнце» и «Только любовь» 3. С 1905 года – усиление социально-политической активности, переводческая деятельность; канонизация прежде найденных приёмов, самоповторы и утрата творческой новизны и былой популярности


Основные вехи биографии В.Брюсова 1873 год – родился в зажиточной московской купеческой семье; Окончил историческое отделение Московского университета; будучи гимназистом, интересуется творчеством современных французских символистов 1893 год – запись в дневнике: Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу её: это декаденство. Да! Что ни говорить, ложно ли оно, смешно ли, но…будущее будет принадлежать ему, особенно, когда оно найдёт достойного вождя. А этим вождем буду Я! Да, Я!» Последующие годы – интенсивная работа по сплочению символистов 1890 годы - сложились эстетические взгляды. Их сущность – понимание символизма как чисто литературного явления, полная независимость искусства от общественной жизни, религии, морали. Сборник прозы «Земная ось», исторический роман «Огненный ангел» 1905 год – резкое возражение против ленинской статьи «Партийная организация и партийная литература» 1910 годы – зрелые, наиболее совершенные создания брюсовской поэзии; по объему литературной работы превосходит соратников по символизму; сближение с Горьким После 1917 года активно сотрудничает с новой властью 1920 год – вступает в коммунистическую партию умер


Основные темы лирики В.Брюсова 1. Обращение к ярким эпизодам мировой истории и картинам мифологии как к аналогии современности: размышляя о прошлом, Брюсов имеет в виду настоящее и будущее 2. Образ города, урбанистическая тема. Брюсов раскрывает не только отталкивающие стороны городской цивилизации, но и возносит хвалу мощи современной индустрии, прогрессу, славит торжество человеческого разума и воли


Особенности лирического «я» К. Бальмонта «Стихийный гений», Бальмонт настаивает на собственном «демонизме» и эгоцентризме: «Стихийный гений», Бальмонт настаивает на собственном «демонизме» и эгоцентризме: Я ненавижу человечество, Я ненавижу человечество, Я от него бегу, спеша. Я от него бегу, спеша. Моё единое отечество – Моё единое отечество – Моя пустынная душа. Моя пустынная душа. Лирическое «я» поэта уравнивается в правах с мирозданием, поэтому лирический герой стремится слиться с океаном, громадой гор, космосом в целом, приобщиться к культурам всех времён и народов, пройти все дороги и переплыть все моря: Лирическое «я» поэта уравнивается в правах с мирозданием, поэтому лирический герой стремится слиться с океаном, громадой гор, космосом в целом, приобщиться к культурам всех времён и народов, пройти все дороги и переплыть все моря: Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде, Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде, Я хочу цветов багровых, мною созданных везде. Я хочу цветов багровых, мною созданных везде. Лирическому герою Бальмонта не важно, что славить и что ненавидеть, куда бросаться в поисках новых ощущений: главное – сама интенсивность переживаний, острота ощущений. Поэтому в его стихах речь идет обо всём и ни о чём: он хотел бы коснуться всего, не погружаясь глубоко ни во что. Лирическому герою Бальмонта не важно, что славить и что ненавидеть, куда бросаться в поисках новых ощущений: главное – сама интенсивность переживаний, острота ощущений. Поэтому в его стихах речь идет обо всём и ни о чём: он хотел бы коснуться всего, не погружаясь глубоко ни во что.


Фрагмент стихотворения К.Бальмонта «Фантазия» (1894) Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берёз; Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берёз; Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грёз. И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грёз. Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели, Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели, В мягкой бархатной постели им отрадно почивать, В мягкой бархатной постели им отрадно почивать, Ни о чём не вспоминая, ничего не проклиная, Ни о чём не вспоминая, ничего не проклиная, Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать. Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать. Чьи-то вздохи, чьё-то пенье, чьё-то скорбное моленье, Чьи-то вздохи, чьё-то пенье, чьё-то скорбное моленье, И тоска, и упоенье – точно искрится звезда, И тоска, и упоенье – точно искрится звезда, Точно светлый дождь струится, - и деревьям что-то мнится, Точно светлый дождь струится, - и деревьям что-то мнится, То, что людям не приснится, никому и никогда. То, что людям не приснится, никому и никогда.


Особенности лирического «я» В. Брюсова Лирическое «я» Брюсова наделяется ясностью, конкретностью позиции. Это уверенный в себе человек, полагающийся на свой разум. Он гордо отстраняется от мелочности окружающей жизни, уходя в безграничную даль истории. Лирическое «я» Брюсова наделяется ясностью, конкретностью позиции. Это уверенный в себе человек, полагающийся на свой разум. Он гордо отстраняется от мелочности окружающей жизни, уходя в безграничную даль истории. В современной жизни и в глубине веков лирический герой Брюсова выявляет высокое, достойное, прекрасное – и утверждает его в качестве устойчивых основ человеческого существования. В современной жизни и в глубине веков лирический герой Брюсова выявляет высокое, достойное, прекрасное – и утверждает его в качестве устойчивых основ человеческого существования.


Стихотворение В.Брюсова «Кинжал» (1903) Иль никогда на голос мщенья Иль никогда на голос мщенья Из золотых ножон не вырвешь свой клинок… Из золотых ножон не вырвешь свой клинок… М.Ю.Лермонтов М.Ю.Лермонтов Из ножен вырван он и блещет вам в глаза, Из ножен вырван он и блещет вам в глаза, Как и в былые дни, отточенный и острый. Как и в былые дни, отточенный и острый. Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза И песня с бурей вечно сёстры. И песня с бурей вечно сёстры. Когда не видел я ни дерзости, ни сил, Когда не видел я ни дерзости, ни сил, Когда все под ярмом клонили молча выи, Когда все под ярмом клонили молча выи, Я уходил в страну молчанья и могил, Я уходил в страну молчанья и могил, В века, загадочно былые. В века, загадочно былые. Как ненавидел я всей этой жизни строй, Как ненавидел я всей этой жизни строй, Позорно-мелочный, неправый, некрасивый, Позорно-мелочный, неправый, некрасивый, Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой, Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой, Не веря в робкие призывы. Не веря в робкие призывы. Но чуть заслышал я заветный зов трубы, Но чуть заслышал я заветный зов трубы, Едва раскинулись огнистые знамёна, Едва раскинулись огнистые знамёна, Я – отзыв вам кричу, я – песенник борьбы, Я – отзыв вам кричу, я – песенник борьбы, Я вторю грому с небосклона. Я вторю грому с небосклона. Кинжал поэзии! Кровавый молний свет, Кинжал поэзии! Кровавый молний свет, Как прежде пробежал по этой стали, Как прежде пробежал по этой стали, И снова я с людьми, - затем, что я поэт. И снова я с людьми, - затем, что я поэт. Затем, что молнии сверкали. Затем, что молнии сверкали.


Соотнесите приведенные ниже характеристики с лирическим героем Бальмонта И Брюсова: Непостоянство, переменчивость настроений и ощущений; стабильность мироощущений, поэтизация твердых качеств характера; нелюбовь к правилам, ограничениям, нормам; стремление к систематизации, логика, целеустремленность; жажда слияния с мировыми стихиями, стремление объять весь мир


Особенности поэзии К.Бальмонта и В.Брюсова Убаюкивающая мелодия стиха Убаюкивающая мелодия стиха Расплывчатая неопределённость лирического героя Расплывчатая неопределённость лирического героя Культ мгновения Культ мгновения Поэтика Бальмонта – это поэтика «дрожащего стиха», «переменных строк», слов-хамеленов Поэтика Бальмонта – это поэтика «дрожащего стиха», «переменных строк», слов-хамеленов Энергичность и четкость стиха Энергичность и четкость стиха Ясность, конкретность позиции лирического героя Ясность, конкретность позиции лирического героя Мысль как ведущее начало поэзии Мысль как ведущее начало поэзии «Стихи Брюсова – это стихи с развитой упругой мускулатурой… Брюсов был поэтом с «бронзовым голосом» «Стихи Брюсова – это стихи с развитой упругой мускулатурой… Брюсов был поэтом с «бронзовым голосом»


«Многоцветная нить дружбы-вражды» Брюсова и Бальмонта тянулась более четверти века. Частые беседы, общие литературные начинания, обмен стихотворными посланиями, интенсивная переписка – все эти формы литературного общения помогали каждому из поэтов ощутить причастность общему символистскому движению и определить собственное место в символизме. «Многоцветная нить дружбы-вражды» Брюсова и Бальмонта тянулась более четверти века. Частые беседы, общие литературные начинания, обмен стихотворными посланиями, интенсивная переписка – все эти формы литературного общения помогали каждому из поэтов ощутить причастность общему символистскому движению и определить собственное место в символизме. Поэзия Бальмонта и Брюсова, по существу, обозначает стилевые границы, художественные полюса русского символизма Поэзия Бальмонта и Брюсова, по существу, обозначает стилевые границы, художественные полюса русского символизма