Николай II был одним из самых верующих российских монархов, что связано не только с его духовным воспитанием, но и жизненными обстоятельствами, часто заставлявшими искать утешения в религии. Как император, он строго выполнял все обязательства, связанные с обычной чередой дворцовых богослужений и церемоний. Его личная религиозность проявлялась в искренности веры. Домашний иконостас, находившийся в царской спальне, поражал количеством икон.
Со временем религиозность Николая II стала приобретать черты религиозного фатализма. Николай II постоянно упоминал, что он родился в день Иова Многострадального и что конец его царствования будет трагичным. Точкой отсчета зарождения этого чувства можно считать Ходынскую катастрофу, произошедшую в мае 1896 г. во время коронации в Москве. Следует заметить, что в этой сложной ситуации, когда ему предлагались различные решения - от объявления траура по погибшим до «продолжения банкета», - духовник царя о. Янышев вел себя совершенно пассивно. Как вспоминал влиятельный чиновник Министерства Императорского двора B.C. Кривенко, он после Ходынки
«бросился к духовнику государя о. Янышеву, умоляя его пойти к государю, настоять на отмене праздников. Протопресвитер вздыхал, высказывался уклончиво, а на представленный решительно вопрос ответил: разве он может беспокоить государя подобными заявлениями? Так узко формально понимал духовник царя свои обязанности, а Янышев слыл за высокообразованного человека, много лет прожившего за границей».
Протоиерей Иоанн Янышев
По свидетельству современников, Николай II хорошо разбирался в богословских проблемах и хорошо знал православную обрядность. Протопресвитер русской армии и флота о. Шавельский, находившийся в Ставке с 1914 по 1917 г. и лично наблюдавший царя, вспоминал: «В истории церковной он был достаточно силен, как и в отношении разных установлений и обрядов церкви….Государь легко разбирался в серьезных богословских вопросах и в общем верно оценивал современную церковную действительность, но принятия мер к исправлению ее ждал от «специалистов» - обер-прокурора Св. Синода и самого Св. Синода» ; «Государь выслушивал богослужение всегда со вниманием, стоя прямо, не облокачиваясь и никогда не приседая на стул. Очень часто осенял себя крестным знамением, а во время пения «Тебе» и «Отче наш» на литургии, «Слава в вышних Богу» на всенощной становился на колени, иногда кладя истовые земные поклоны. Все это делалось просто, скромно, со смирением. Вообще о религиозности государя надо сказать, что она была искренней и прочной. Государь принадлежал к числу тех счастливых натур, которые веруют, не мудрствуя и не увлекаясь, без экзальтации, как и без сомнений. Религия давала ему то, что он более всего искал, - успокоение. И он дорожил этим и пользовался религией как чудодейственным бальзамом, который подкрепляет душу в трудные минуты и всегда будит в ней светлые надежды».
Николай Второй на открытии памятника Петру Великому, 1909 год
Религиозность императора отмечалась всеми, кто его окружал. Генерал Ю.Н. Данилов вспоминал, что «Император Николай был глубоко верующим человеком. В его личном вагоне находилась целая молельня из образов, образков и всяких предметов, имевших отношение к религиозному культу. При объезде в 1904 г. войск, отправлявшихся на Дальний Восток, он накануне смотров долго молился перед очередной иконой, которой затем благословлял уходившую на войну часть.
Будучи в Ставке, государь не пропускал ни одной церковной службы. Стоя впереди, он часто крестился широким крестом и в конце службы неизменно подходил под благословение протопресвитера о. Шавельского. Как-то особенно, по-церковному, они быстро обнимают друг друга и наклоняются каждый к руке другого».
Александровский дворец. Спальня императора Николая II и его супруги. Фото 1930-х гг
Говоря о религиозности последнего российского императора, нельзя не сказать и о его жене, императрице Александре Федоровне. Сразу следует отметить, что наряду с личными отношениями религия стала одной из прочных основ их брака.
Необходимость перемены религии, обязательная для жены российского монарха, долгое время заставляла колебаться протестантку дармштадтскую принцессу Аликс. Однако после того как она решила принять предложение руки и сердца наследника Российской империи, она всем сердцем приняла и православие.
По сложившейся традиции к невесте в Англию направили царского духовника о. Янышева, для того чтобы подготовить ее к переходу в православие. Это событие подробно обсуждалось в петербургских гостиных. Так, в июне 1894 г. в дневнике генеральши Богданович зафиксировано: «Говорят, что Алиса находится под влиянием пастора, что Янышев, посланный наставлять ее в православной вере, произвел на нее мало впечатления, что она не поддается его убеждениям. Янышев - ученый, холодный богослов, влиять на душу он не может. Про нее говорят, что она холодная, сдержанная» . Это стало только началом всевозможных пересудов, шлейфом тянувшихся за Александрой Федоровной на протяжении всей ее жизни.
Александровский дворец. Киот в спальне цесаревича Алексея. Фото 1930-х гг
Искренняя и экзальтированная религиозность императрицы Александры Федоровны далеко выходила за общепринятые при Императорском дворе рамки. Исследователи отмечают отчетливую наследственную предрасположенность Александры Федоровны к религиозному мистицизму. Обычно это связывают с тем, что среди ее далеких предков - святая Елизавета Венгерская. Рано умершую мать будущей императрицы связывала долголетняя дружба с известным теологом Давидом Штраусом. Повышенная религиозность, переходящая в мистицизм, была характерна и для старшей сестры императрицы - великой княгини Елизаветы Федоровны. Эта предрасположенность к религиозному мистицизму привела к восприятию не только догматов православия, но и всей его обрядовой, мистической стороны.
Хорошо знавшие императрицу люди отмечали ее тягу к религиозности, характерную для допетровской Руси, с почитанием старцев и юродивых. Следует отметить, что официальная церковь не одобряла подобную религиозность, расценивая ее как «крайнюю и даже болезненную форму православия» . Это проявлялось в ненасытной жажде знамений, пророчеств, чудес, отыскивания юродивых, чудотворцев, святых как носителей сверхъестественной силы.
Именно императрица инициировала процедуру канонизации Серафима Саровского в 1903 г. Произошло это при трагических для нее обстоятельствах. Александра Федоровна родила подряд четырех дочерей, и вопрос о престолонаследии для нее стоял очень остро. Поэтому в Петербург из Франции пригласили экстрасенса Филиппа, тот гарантировал императорской чете рождение мальчика. Однако вместо ожидаемого мальчика у императрицы оказалась замершая беременность, и пришлось объяснять всей стране, почему не родился официально обещанный ребенок. Однако даже при столь трагических обстоятельствах Александра Федоровна не утратила веру в Филиппа.
Этим воспользовались российские духовные иерархи. На даче великого князя Петра Николаевича, близ Петергофа, состоялась встреча мартиниста Филиппа и о. Иоанна Кронштадтского. Именно он подсказал Филиппу идею канонизации Серафима Саровского, связывая с этим рождение мальчика в царской семье. Филипп выполнил свою задачу, и Серафима Саровского, невзирая на сопротивление обер-прокурора Священного Синода К.П. Победоносцева, канонизировали. А летом 1904 г. в царской семье родился цесаревич Алексей Николаевич. Именно с этим связано появление в кабинете Николая II большого портрета святого Серафима.
Филипп Антельм Низьер -
французский экстрасенс, маг-медиум, мартинист
Примечательно, что во время Саровских торжеств, видимо, «с подачи» Александры Федоровны, Николай II «очень желал, что бы лейб-медик Вельяминов зарегистрировал бы случаи исцелений, которых было множество, было прозрение слепых, хождение параличных и т. д. Вельяминов отказывался наотрез от регистрирования, говорил, что все эти случаи вполне объясняются на нервной почве, а он даст свое имя только тогда, если у безногого вырастет нога» .
Императрица Александра Федоровна со временем стала хорошо разбираться в русской православной литературе. Основу ее личной библиотеки составляли религиозные книги и, прежде всего, труды отцов церкви. Со временем императрица научилась даже разбирать религиозные тексты на старославянском языке. По свидетельству современницы, «ее величество много читала, ее, главным образом, интересовала серьезная литература. Библию она знала от корки до корки».
Однако при всей религиозности императорской четы царские духовники влияния на нее фактически не имели. Наличие официального духовника и периодические исповеди носили формальный характер и не затрагивали их душ. К сожалению, следует признать, что появление Распутина близ царской четы связано не только с болезнью цесаревича Алексея, но и с отсутствием духовного авторитета близ царской семьи. Дело в том, что о. Янышев, начавший свою придворную карьеру еще при Александре II, уже одряхлел и не мог затронуть душу императрицы.
Поэтому Александра Федоровна, имея официального духовника, начала поиски авторитетного для нее духовного иерарха. Таким неофициальным духовником Александры Федоровны стал Феофан Полтавский (Василий Дмитриевич Быстров). Его знакомство с царской семьей обычно датируется 1905 г. Архимандрит Феофан не только вел духовные беседы с императрицей, но и служил в домовой церкви Александровского дворца. При этом Александра Федоровна со своими дочерьми пела на клиросе всю литургию. Он же исповедовал всю царскую семью. Следует отметить, что не без его одобрения в Александровском дворце началась придворная карьера Г.Е. Распутина. Такая ситуация с наличием «официального» (И.Л. Янышев) и «неофициальных» (В.Д. Быстров и Г.Е. Распутин) духовников сохранялась при Императорском дворе вплоть до лета 1910 г.
Старец Макарий Верхотурский, епископ Феофан и Г.Е. Распутин
Летом 1910 г. произошло несколько важных событий. Во-первых, скончался «официальный» духовник царской семьи Янышев, и формально должность царского духовника оказалась вакантной. По мнению одного из современников, «знаменитый протопресвитер Иоанн Леонтьевич Янышев, оставивший как талантливый ректор академии (1866-1883 гг.), как ученый, как блестящий проповедник великую память о себе и в то же время как протопресвитер (1883-1910 гг.) и администратор - плохое наследство… Придворное духовенство, несмотря на прекрасное материальное обеспечение и все исключительные преимущества и выгоды своего положения, блистало отсутствием талантов, дарований, выдающихся в его составе лиц . В общем, может быть, никогда раньше состав его не был так слаб, как в это время: Иоанна Леонтьевича некем было заменить. Между тем еще при его жизни потребовались заместители; в последние годы он ослабел, ослеп. Поэтому еще при жизни своей он должен был передать другим обязанности царского духовника и законоучителя детей» .
Во-вторых, к 1910 г. императрица Александра Федоровна определилась с кандидатурой своего «неофициального» духовника. Несмотря на то что в 1909 г. состоялась хиротония архимандрита Феофана в епископы и его назначение на должность ректора Санкт-Петербургской духовной академии, влияние Г.Е. Распутина, не занимавшего никаких официальных должностей при Императорском дворе, стало безусловным. Епископ Феофан пытался бороться, но исходом этой борьбы стало его удаление из Петербурга на Таврическую кафедру в 1910 г. Епископ Феофан пытался бороться с Распутиным и позже. В 1911 г. он предложил церковным иерархам обратиться с коллективным письмом к царю, целью которого было раскрыть ему глаза на Распутина. Однако иерархи отказались пойти на это, сославшись на то, что Феофан - духовник императрицы и это его личный долг. И Феофан пошел до конца. Осенью 1911 г. он добился личной аудиенции у Александры Федоровны в Ливадии. Встреча продолжалась полтора часа. Однако собеседники друг друга не поняли, и вскоре епископ Феофан попросил перевода в Астрахань, подальше от царского дворца в Ливадии…
Г.Е. Распутин, епископ Гермоген и иеромонах Илиодор (его будущие враги)
В-третьих, в 1910 г., после смерти И.Л. Янышева, все занимаемые им должности были разделены между четырьмя священниками:
Протопресвитером армии и морского флота стал Георгий Иванович Шавельский;
Заведующим Придворным духовенством был назначен духовник вдовствующей императрицы Марии Федоровны Петр Афанасьевич Благовещенский;
Духовником императорской семьи стал протоиерей Николай Григорьевич Кедринский;
Законоучителем царских детей - протоиерей Александр Петрович Васильев.
В целом это были довольно слабые назначения. Протопресвитер армии и морского флота Г.И. Шавельский оказался самой сильной кандидатурой в этом списке. Среди офицерства и солдат он пользовался авторитетом. Николай II, заняв в августе 1915 г. должность Верховного главнокомандующего и почти постоянно живя в Ставке, с уважением относился к этому человеку. Следует отметить, что Г.И. Шавельский не являлся для армии чужим человеком. Он участвовал в Русско-японской войне и «в деле» под Ляояном как священник 33-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, был контужен.
Глава Придворного духовенства П.А. Благовещенский на момент назначения - немощный 80-летний старец, теряющий память, и его больше заботили материальные блага, чем дела придворной службы.
Законоучитель царских детей протоиерей А.П. Васильев на момент назначения не имел должного влияния и ограничивался только учебными занятиями «по предмету». Когда подрос цесаревич Алексей Николаевич, то его, так же как и предков, начали учить Закону Божьему. В 1915/16 учебном году в расписании цесаревича Алексея значилось три урока Закона Божьего в неделю.
Протопресвитер армии и морского флота Г.И. Шавельский
Царский духовник всегда занимал особое положение в придворной иерархии, поскольку принимал исповедь царей. По словам Г.И. Шавельского, протоиерей Н.Г. Кедринский «еще при Янышеве попал в духовники по какому-то непонятному недоразумению» . Н.Г. Кедринский имел диплом Санкт-Петербургской духовной академии и стаж долгой придворной службы, на которую он попал через «взятие», женившись на дочери пресвитера собора Зимнего дворца, протоиерея Щепина. Шавельский характеризует его как «тип простеца, незлого по душе, но который себе на уме, довольно хитрого и недалекого» .
Это назначение, состоявшееся в 1910 г., конечно, не было случайным. В это время влияние Г.Е. Распутина и А.А. Вырубовой на царскую семью стало уже весьма значительным. Распутин уже являлся фактическим и высокочтимым царским духовником. В этой ситуации назначение Н.Г. Кедринского являлось не более чем формальностью, поскольку место царского духовника фактически прочно занял Распутин . Видимо, такое положение вполне устраивало Николая II и его супругу. О том, как по-разному в царской семье относились к Распутину и Кедринскому, свидетельствуют дневниковые записи царя. С одной стороны, 13 января 1913 г. Николай II коротко фиксирует: «Принял Кедринского» ; «В 10 час. исповедовались у о. Кедринского» (10 апреля 1913 г.). А с другой стороны, 18 января 1913 г. Николай II записал: «В 4 часа приняли доброго Григория, кот. остался у нас час с 1/4» .
Александра Фёдоровна и Распутин во время чаепития
Причиной этого нарушавшего все придворные традиции решения стало поведение самого о. Кедринского. По воспоминаниям Шавельского, «ни ученых, ни общественных заслуг за ним не значилось. Его малоразвитость, бестактность и угловатость давали пищу бесконечным разговорам и насмешкам. Более неудачного «царского» духовника трудно было подыскать. При Дворе это скоро поняли, ибо трудно было не понять его. Придворные относились к нему с насмешкой. Царь и царица терпели его. Но и их многотерпению пришел конец».
В результате духовником семьи Николая II с февраля 1914 г. стал о. Васильев. Александр Петрович Васильев родился в крестьянской семье, проживавшей в Смоленской губернии. Он кончил курс Петербургской духовной академии в 1893 г., но ученой степени кандидата богословия не получил. Свою карьеру начал в церкви Крестовоздвиженской общины сестер милосердия в Петербурге, преподавал Закон Божий в нескольких гимназиях и очень много проповедовал среди рабочих Нарвского района. До назначения ко Двору пользовался в Петербурге известностью прекрасного народного проповедника, дельного законоучителя и любимого духовника. Прекрасные душевные качества, доброта, отзывчивость, простота, честность, усердие к делу Божьему, приветливость расположили к нему и его учеников, и его паству. Кроме того, отцу Васильеву нельзя было отказать не только в уме, но и в известной талантливости.
Цесаревич Алексей с отцом Александром (Васильевым). Фото 1912 г.
Сразу же по назначении на столь почетную должность о. Васильеву пришлось определять свое отношение к Распутину.
Он, конечно, понимал, что его карьера прямо зависит от этого отношения. Только при определенной лояльности к Распутину он мог сохранить свою должность. При этом на о. Васильева давили многочисленные противники Распутина, пытаясь использовать его новое положение.
Естественно, будучи вхожим в царскую семью с января 1910 г., к февралю 1914 г. Васильев пребывал в курсе «придворных раскладов». Кроме этого, его весьма ценила императрица Александра Федоровна. В своих письмах она периодически упоминает о проповедях протоиерея Васильева, давая им самую высокую оценку.
Судя по всему, Васильев достаточно лояльно относился к Распутину. С ним беседовал на эту тему Шавельский. В разговоре, продолжавшемся более трех часов, Шавельский уяснил для себя со слов Васильева, что «Александра Федоровна считала Распутина не только народным целителем, но и духовным авторитетом: Он (Распутин) совсем не то, что наши митрополиты и епископы. Спросишь их совета, а они в ответ: «Как угодно будет вашему величеству! Ужель я их спрашиваю затем, чтобы узнать, что мне угодно?» А Григорий Ефимович всегда свое скажет, настойчиво, повелительно» . Основой этой повелительности была искренняя вера Распутина в самого себя.
По воспоминаниям Г.И. Шавельского, «о. Васильев не отрицал ни близости Распутина к царской семье, ни его огромного влияния на царя и царицу, но объяснял это тем, что Распутин действительно человек отмеченный, Богом, особо одаренный, владеющий силой, какой не дано обыкновенным смертным, что поэтому и близость его к царской семье и его влияние на нее совершенно естественны и понятны. О. Васильев не называл Распутина святым, но из всей его речи выходило, что он считает его чем-то вроде святого».
Из этого разговора Г.И. Шавельский вынес твердое убеждение, что при всех положительных качествах официального царского духовника Г.Е. Распутин «фактически негласный духовник и наставник в царской семье, лицо, пользовавшееся в ней таким бесспорным авторитетом, каким не пользовался ни талантливый, образованнейший прот. Янышев, ни все три вместе заместители его… Распутин стал как бы обер-духовником царской семьи. После краткой, в течение нескольких минут, исповеди у своего духовника, на первой неделе Великого поста 1916 г., Государь более часу вел духовную беседу со «старцем» Григорием Ефимовичем» . В дневниках Николая II рассыпано множество упоминаний о визитах Распутина в Александровский дворец.
Г.Е. Распутин и императорская семья
Таким образом, можно констатировать, что религиозность Николая II не только не выходила за рамки «закрытой» личной жизни, но и привела к созданию кризисной внутриполитической ситуации, когда либеральной оппозиции удалось успешно разыграть «карту Распутина», дискредитируя царскую семью.
Роль царских духовников на протяжении всего XIX в. не выходила за жестко очерченные служебные рамки. Они совершали все необходимые при дворе службы, занимались административной, научной и педагогической деятельность, но серьезного влияния на души царей не имели. Только Распутин, сумевший стать фактическим духовником царской семьи, оказывал действенное влияние на духовную жизнь всей царской семьи. Стоит отметить, что как только Распутин приобрел это влияние, нарушая устоявшиеся правила, то немедленно началась ожесточенная борьба придворных группировок как за приобретение влияния на самого Распутина, так и за полную ликвидацию этого влияния, что вылилось в убийство Распутина в декабре 1916 г.
Труп Г.Е. Распутина в морге
Послужной список отца Леонида был достаточно традиционен для провинциального священника в России. Окончив в 1879году Тамбовскую семинарию, после рукоположения в иерейский сан, отец Леонид занимает место священника Иоанно-Богословской церкви в селе Ново-Александровка, Козловского уезда. Колчев становится законоучителем церковно-приходской школы села и учительских классов при ней. Будучи переведённым через год в Моршанск, отец Леонид не оставляет нивы просвещения и много трудится в деле образования, постройки школы и учительской семинарии. В Моршанске и произошла судьбоносная встреча отца Леонида и Великого князя Дмитрия Константиновича. Будучи почетным главой Общества поощрения коннозаводства рысаков при местном конном заводе, Великий Князь заботился не только о развитии самой хозяйственной структуры, но и о людях, живущих при заводах и обслуживающих их. При непосредственной помощи Дмитрия Константиновича при многих конных заводах основывались благотворительные общества, церковно-приходские школы и училища. Скорее всего, именно тогда и произошло знакомство Великого князя и молодого отца Леонида Колчева. Дмитрий Константинович был главным жертвователем на строительство храма Покрова Пресвятой Богородицы в Ореанде. В последствии Ореанда перешла во владение Цесаревичу Николаю Александровичу. Возможно, что при создании самостоятельного причета (клира) Орендского храма Великий князь и порекомендовал отца Леонида своему кузену. После чего Колчев был переведён в императорское имение Оренда в Крыму и в 1905 году зачислен в штат придворного духовенства. Вокруг назначения отца Леонида развернулась нешуточная баталия. Все заинтересованные стороны (Синод, епархия и Министерство двора) выдвигают своих кандидатов. Но Николай Александрович прислушивается к рекомендациям своих родственников и настаивает на назначении Колчева священником в Покровску церковь Оренды. Постепенно положение отца Леонида в Крыму упрочнилось. В 1909г. он становится законоучителем Ялтинского городского четырехклассного училища им. Н.В. Гоголя и начального городского училища им. Л.Ф.Соболева. Дата его производства в протоиереи неизвестна, но в 1917 году он уже имел этот сан. В 1901 году Колчев был награждён набедренником, а в 1905 - скуфьей. Отец Леонид пользовался расположением всей императорской семьи. В годы революции и гражданской войны Колчев оставался в Крыму. В 1918, когда в Ялте к власти пришли большевики, Ореандская церковь была приписана к Ливадийской и настоятелем обеих, стал отец Леонид. Заботы той поры направлены на поиски "хлеба насущного" для служащих и сохранения имущества имения Кичкина, смотрителем которого он оставался. "Беда наша в том, что кругом мало людей, я всё больше людишки, которые не только не входят в положение другого, но, злорадствуя, готовы на несчастии его построить своё благополучие. Нам, говорят, что за дело, пусть буржуи поживут в нашей шкуре, а мы требуем своё и нам должны дать." Насколько мог Колчев противостоял такой философии, отбиваясь от яростных попыток поживиться чужим имуществом. Именно в самые тяжёлые годы вдовствующей императрицы Марии Федоровны отец Леонид становится её духовником, и оставался им до последних дней Дагмар.
Переехав в Данию, отец Леонид стал настоятелем храма Александра Невского. И снова ему пришлось отстаивать у большевиков право на собственность, но уже русского храма. В начале двадцатых годов Верховный Суд Дании, благодаря стараниям отца Леонида и всех прихожан, отклонил иск Советского Союза и оставил право распоряжаться церковью и её имуществом за приходом. Теперь в пастырские заботы протоиерея Леонида входило и сплочение общины вокруг храма. На это указывают и публикации его поучений, и речей в русскоязычной периодике, и духовное окормление Марии Федоровны. Но и сама Императрица поддерживала переписку с массой русских людей из Парижа, Лондона, Афин, Праги и самых разных уголков мира, где обосновались русские беженцы. Миниатюрная, хрупкая Дагмар считала своим долгом поддержать любого бывшего поданного, кто нуждался в её слове. В сентябре 1928 года здоровье Императрицы ухудшилось. Чувствуя приближение смерти, она стала, по-христиански готовится к расставанию с этим миром. И как это бывает только с чистой душой, после соборования и прощанием с родными и близкими, мучавшие её боли отступили, и она умерла без страданий. По словам лечившего её врача, умерла Мария Федоровна не от болезни, а угасла медленно, слабея с каждым днём. Духовник императрицы Леонид Колчев вызывает на отпевание и похороны Ея Величества митрополита Евлогия. "В 1928 году Императрица Мария Федоровна скончалась. О. .Леонид её напутствовал. По кончине я получил от него телеграмму: он вызывал меня на похороны. Я прибыл в Копенгаген и совершил чин погребения." 19 октября, в день погребения, состоялась торжественная траурная служба. Свободный доступ в храм был прекращён, а в 10 часов началась Литургия. Вся служба прошла на одном дыхании, была пронизана чувством христианской любви к усопшей. Особенно тронула сердца молящихся, прощальная речь духовника Императрицы, придворного протоиерея Леонида Колчева." Догорела свеча воску чистого. Потух огонёк. Угасла Жизнь Царицы-Матушки. Осиротели многомиллионные дети русские."
СОБЫТИЕ
РАДУГА НАД ПЕТРОПАВЛОВСКИМ СОБОРОМ
«Былое нельзя воротить...»Признаюсь, долгожданное событие, состоявшееся в нашем городе в конце солнечного сентября 2006 года, – перенос праха императрицы Марии Федоровны – для меня имело не только историческое значение (об этом уже немало написано в различных СМИ), но и очень личное.
Пронзительная песня Булата Окуджавы, начинающаяся строчкой «Былое нельзя воротить, и надеяться не на что», всегда вспоминалась мне на любимых с детства «царских местах» – в Петергофе, в Александрии, в Царском, в Гатчине. Более тридцати лет я сознательно старалась каждую неделю посещать эти, овеянные особым благодатным духом, пригороды Санкт-Петербурга, особенно те, что располагаются на берегу Финского залива. А когда я несколько лет подряд каждое лето жила в Петергофе, то каждый день пешком обязательно ходила в Александрию – по душе были ее безлюдный тихий парк, такой же безлюдный берег Финского залива с развалинами Нижней дачи Государя Николая II, удивительно уютный, живой, совсем немузейный дворец Коттедж.
Не раз мне удавалось пройти пешком и по «царской дороге» вдоль залива от Стрельны (в то время заброшенного и при этом загадочно-поэтичного Константиновского дворца), мимо водопада и часовни в рыбацком поселке, мимо маленького деревянного Петровского дворца, через Михайловку с ее огромным дворцовым комплексом и парком, через Александрию до ворот в Нижний парк Петергофа. И всякий раз во время этих прогулок, чаще всего одиноких, в воображении возникали картины прежней жизни, которая когда-то цвела в этих местах.
На одинокой дороге мне чудился цокот копыт – здесь верхом или в карете проезжали великие князья и государь, отправляясь в гости друг к другу; здесь учились верховой езде юные царевичи (из поколения в поколение). Здесь же впервые стали ездить на велосипедах (в Александрии сохранились личные велосипеды Александра III и других членов императорской семьи).
Зимой же, катаясь в этих краях на лыжах, я представляла, как царские дети (сначала воспитанники В.А.Жуковского – дети государя Николая I, потом Александра II, а потом Александра III и последнего Царя-мученика Николая) катались здесь на санях с высоких гор – от дворца к заливу, а на расчищенном льду у берега чертили лед коньками.
В самом дворце Коттедж (как ни в каком другом дворце-музее) всегда ощущалось живое присутствие людей, для которых он был когда-то домом. И помню, как всегда убивал меня тот факт, что экскурсоводы вместо того, чтобы рассказывать о сменявшихся из поколения в поколение царственных хозяевах Коттеджа, подробно и нудно говорили о предметах интерьера – о вазочках, о коврах, о мебели. Мне же всегда казалось, что обитатели дворца только ненадолго удалились из своих покоев, и мы не совсем законно зашли в их дом и теперь подсматриваем за их домашней, семейной жизнью.
Потому что Коттедж, в отличие от больших царских дворцов во всех загородных резиденциях, был именно семейным царским домом, куда не допускались посторонние люди. Здесь императоры были прежде всего отцами семейства, а не государственными деятелями, и потому так щемило всегда сердце в комнатах Коттеджа и на дорожках Александрийского парка – «Былое нельзя воротить, и надеяться не на что».
Императрица вернулась!
Императрица Мария Федоровна |
Вернулась тем же путем, каким когда-то она приехала в Россию, – через море в Петергоф, в Александрию, потом в Царское Село и Петербург.
«И завтра, наверное, что-нибудь произойдет!» Что-то к лучшему изменится в России и в нас самих.
Вся церемония перезахоронения была на редкость духовно правильно организована. Прах императрицы почти три дня пребывал на том месте, которое она особенно любила, – в Александрии, в храме св.Александра Невского. И мы верим в то, что дух ее витал в те дни над этой местностью. Это могут засвидетельствовать те тысячи (по официальной статистике, пять тысяч) людей, которые пришли в «Готическую капеллу» (другое название храма, вызванное его архитектурным обличием) поклониться государыне.
К этим дням в церковные лавки поступила книга о последнем духовнике императрицы Марии Федоровны – протоиерее Леониде Колычеве, в ней опубликована его надгробная проповедь (13 октября 1928 года), которая сейчас звучит как сбывшееся пророчество: «Не судил Тебе Господь дождаться здесь, на земле, радостного дня, но оттуда – с вышины – Тебе будет видней. Ты увидишь упавшие цепи кровавого гнета, храмы, переполненные горячо и свободно молящимся народом, крестные ходы с целым лесом хоругвей и многочисленными иконами. Ты услышишь гул колоколов и ликование народа Твоего, торжествующего победу правды и истины. Вот тогда по всему лицу земли родной народ Русский, народ православный коленопреклоненно воспоет Тебе и всем умученным членам Твоей Царственной семьи…
А когда предстанешь перед Престолом Господа Славы…скажи Ему: «Господи, Ты знаешь, как тяжко страдает народ Русский, Тобою Мне усыновленный, молю Тя, преложи гнев на милость, вонми Моему и их молению…»
Последние слова из проповеди о.Леонида в наше время получили явное, зримое подтверждение: «Прощай и прости, Мать наша Царица, и …прими земной поклон от всего верноподданного Тебе народа».
Конечно, пять тысяч людей, пришедших поклониться императрице в Петергоф, и еще несколько тысяч, окружавшие Исаакиевский собор во время панихиды и Петропавловку во время перезахоронения, – это не пять миллионов – не весь Петербург – и тем более не вся Россия, не весь «верноподданный народ», но все-таки это и не единицы (как это было еще совсем недавно) русских людей, которые осознавали, что такое Помазанники Божии, какое значение царская власть имела для России.
Об этом в одном из соборов Петербурга напомнили нам в знаменательные дни, цитируя замечательную проповедь святителя Иоанна Сан-Францисского. И это цитирование оказалось, в силу календарных совпадений, как нельзя более уместно – ведь императрица прибыла к нам в неделю Крестовоздвижения. Проповедь Свт.Иоанна называется «Почему с молитвами Животворящему Кресту соединяются молитвы о Царях?». В ней поминается явление Креста императору Константину и глас свыше «Сим победиши», что и стало для христианских монархов основанием их правления на века. «Крестом осеняется богодарованная Царская власть» – «Крест – Царей держава».
А что касается императрицы Марии Федоровны, то и по человеческим, не только царским, меркам ее жизнь была непрестанным крестоношением: сначала она потеряла жениха, потом горячо любимого мужа, потом молодого сына, а потом, в 1918-м, разом сыновей и внуков. Какое сердце это может вынести!
Ответ на этот вопрос мы получили на прекрасной выставке «Император Александр III и Императрица Мария Федоровна», которая разместилась на двух этажах обширных залов Манежа.
Выставку можно назвать по-настоящему покаянной – и это деятельное, а не словесное только покаяние. Предпринять такой колоссальный труд – более чем из десяти музеев и архивов собрать личные вещи, портреты, фотографии, другой изобразительный материал, касающийся Царской Семьи, разместить его в продуманной экспозиции, издать прекрасный каталог-альбом – это настоящий покаянный подвиг. Впервые русским людям в таком объеме рассказывают и показывают Царскую Россию, дают почувствовать ее особый аромат, ее неповторимое величие, красоту и силу. Тут даже не надо лишних слов и рассказов экскурсовода – когда ты входишь под своды Манежа и в центре светового зала видишь большое Коронационное кресло Александра III из Кремля, окруженное большими парадными портретами в рост государя императора и его Августейшей супруги, то тебя невольно посещает чувство потрясения от величия той жизни и одновременно какой-то словами невыразимой родственности. Множество портретов, передающих жизнь монархов в разных ее проявлениях – от официальных приемов до домашних сцен на отдыхе и, наконец, на смертном одре (серия рисунков, посвященных болезни и смерти Александра III), – помогают понять, почему народ называл императора «царем-батюшкой», а императрицу – «царицей-матушкой», и теперь они, давно отошедшие в мир иной, через эти портреты, через сохранившиеся личные вещи (например, платья и туфли Марии Федоровны, которые зримо представляют ее миниатюрность и изящество) как бы усыновляют нас.
«Мы просим молитв Высочайших...»
Я думаю, что описанное мною переживание – не субъективное, не одиночно-личностное, ведь мы знаем, что цари молятся за свой народ, – и при жизни молятся (как и народ за них), и после смерти молятся (потому что «Бог не есть Бог мертвых, а Бог живых»).
Александр III, который беззаветно любил Россию и служил ей, императрица Мария Федоровна, которая до конца дней, как вспоминают очевидцы, уже в годы советской России воспринималась «как символ русского самодержавия», конечно же, в ответ на наши молитвы продолжают молиться о своем народе.
Господь в удостоверение того, что Он слышит эти молитвы, в то время, когда гроб Марии Федоровны опускали на более ста лет назад предназначенное для супруги Александра III законное место, послал Свое знамение – над крестом Петропавловского собора появилась яркая радуга, которую видели собравшиеся на погребение люди и запечатлели телекамеры.
Среди молитв, прозвучавших в те дни, была и такая, переложенная в стихотворные строки поэтом Николаем Брауном:
Простите нам, матушка, кающимся, многие прегрешения.
Услышьте за пушечным залпом и наш молитвенный стон.
Мы просим молитв Высочайших о наших душ исцеленьи,
Чтоб вновь для народного блага на Трон был Царь возведен!
Для того чтобы последнее прошение исполнилось, к народу должно возвратиться монархическое правосознание. Процесс это долгий, непростой и, в первую очередь, не рациональный, а мистический.
Возвращение императрицы Марии Федоровны – это не просто, процитируем прозвучавшие на церемонии определения, «восстановление исторической справедливости», «соединение Царской России и современной России», «символ восстановления преемства российской истории», «разумное и естественное стремление самой истории восстановить свою цельность». Это мистическое событие, которое обратит сердце народа (не всех, конечно, не всех) к своим царственным молитвенникам, заставит задуматься о религиозном характере власти, которая органична для России и спасительна для ее народа. Заставит, как прекрасно выразился Святейший Патриарх, отнестись к произошедшему не как к одноразовому событию, а понять, что «лучшим памятником Марии Федоровне, которая показала себя достойной супругой и матерью императоров, благотворителем и незаурядным дипломатом, которая всегда думала о народе, – станет возрождение России».
Императрица Мария Федоровна (урожд Дагмар). (1847-1928), жена императора Александра III и мать императора Николая II .
Иван Гаврилович Вениаминов (1856 -1947), - до 1917 г. протоиерей домовой церкви во имя святого Александра Невского в Аничковом дворце в г. Петрограде (Санкт-Петербурге).
Страница допроса моего прадеда Иннокентия Ивановича Вениаминова (1885- 1937) в ОГПУ. 14 июня 1930 г. В графе «Происхождение» запись - «отец священник - духовник при б. государыне». Лицом, производившем ксерокопирование в ЦА ФСБ, побелкой замазана фамилия проводившего допрос следователя Е.Н. Онегина.
Страница допроса Иннокентия Ивановича Вениаминова в ОГПУ. 24 июля 1930 г. В графе «Происхождение» запись - «отец б. духовник Марии Федоровны». Лицом, производившем ксерокопирование в ЦА ФСБ, побелкой замазана фамилия проводившего допрос следователя Е.Н. Онегина.
Выданная моей бабушке Марине Иннокентьевне Курляндской архивная справка о ее рождении - Вениаминовой М.И. Что об этом есть запись в метрической книге церкви во имя святого Александра Невского в Аничковом дворце в г. Петрограде 11 (24) февраля 1916 г.
Из книги, над которой я сейчас работаю:
«Компрометирующим (и стигматизирующим) И.И. Вениаминова обстоятельством был тот факт, что его отец - внук митрополита Иннокентия, - до октябрьской революции 1917 г. протоиерей домовой церкви во имя св. Александра Невского Аничкова дворца в г. Петрограде (до июля 1914 г. в г. Санкт-Петербурге) Иван Гаврилович Вениаминов (1856 - 1947) был духовником имевшей в Аничковом же дворце свою резиденцию вдовствующей императрицы Марии Федоровны (урождДагмар) (1847 - 1928), вдовы императора Александра III и матери свергнутого и убитого большевиками императора Николая II , знаменитой благотворительницы и покровительницы искусств. …
… И.И. Вениаминов указал это в анкете в ходе своего первого допроса на Лубянке (пока как свидетеля) от 14 июня 1930 г., отвечая на вопрос о своем происхождении: «Сын священника, урож(енца) г. Ленинграда, отец священник - духовник при б. государыне». Очевидно, это обстоятельство следователя особо заинтересовало, так как в дальнейшем в протоколе допроса Вениаминова зафиксированы и другие признания. «Находящийся у меня в квартире портрет б. императрицы Марии Федоровны - оставлен мне отцом в 1924 году и остается как память об отце и его проживании у меня. Последнее время отец жил в Воронеже, откуда был выслан минус шесть, как б. духовник императрицы, и сейчас проживает в Твери». О портрете императрицы Марии Федоровны в квартире И.И. Вениаминоваследователю могло быть известно из отправленного в ОГПУ «доноса», послужившего основанием для возбуждения этого дела. На своем допросе от 24 июля (уже в качестве обвиняемого) он снова упомянул в анкете: "Сын священника, урож(енца) г. Ленинграда, отец б. духовник Марии Федоровны» «Компрометирующие» родство отразилось и в «обвинительном заключении» по делу И.И. Вениаминову и др. При перечислении обвиняемых, про Вениаминова было записано, что он «сын б. личного духовника б. императрицы», а ниже в скобках еще указано: «отец выслан в г. Тверь за к-р агитацию».
Из мемуаров жены Ивана Гавриловича Вениаминова А.А. Вениаминовой (урожд. Поповицкой):. «Из Харькова мы переехали в Петроград. Муж получил место в церкви Таврического дворца, а потом по желанию ее величества Марии Федоровны был переведен в Аничков дворец » (Личный архив И.А. Курляндского). Вероятнее всего, переезд И.Г. с семьей в г. Санкт-Петербург состоялся в начале 1900-х гг. Там он и стал духовником вдовствующей императрицы Марии Федоровны. В справочнике «Весь Петроград» (Пг., 1917) о месте жительства и службы о. Ивана Гавриловича сказано следующее: «Вениаминов Иоанн, настоятель церкви св. Александра Невского при Собств. Его Величества дворе и церковно-приходской школы при Собств. Е.И.В. дворе. Фонтанка , 33». (С.117).
Дом 33 на улице Фонтанки как раз входил в комплекс зданий Аничкова дворца, в 1809-1810 гг. в нем размещался «Новый дом» Кабинета Е.И.В. (архитектор Л. Руска). Таким образом, жил протоиерей Иоанн рядом с местом своей службы. В соседнем доме с батюшкой жил его сын потомственный дворянин Иннокентий Иванович Вениаминов («Фонтанка, 33»). В домовой церкви Аничкова дворца были крещены обе его внучки. По данным метрической книги, 25 июня 1914 г. (8 июля) там была крещена дочь И.И. Вениаминова и Е.Н. Ивановой Анна (в честь св. Пророчицы Анны, празднуемой Церковью 3 февраля). Воспримениками ее стали протоиерей И.Г. Вениаминов, брат его жены, потомственный дворянин Евгений Александрович Поповицкий, княгиня Мария Николаевна Шаховская и мать жены Иннокентия Ивановича Вениаминова Мария Федоровна Иванова. (Линчный архив И.А. Курляндского). После 11(24) февраля 1916 г. в той же домовой церкви в честь св. князя Александра Невского в Петрограде была крещена вторая дочь И.И. Вениаминова Марина Иннокентиевна - бабушка автора настоящей публикации. (ЦГИА Спб Ф.19. Оп.127.Д.3329. Л. 1 об.). Данные о восприемниках в данном случае отстутствуют, но, скорее всего, по традиции в их числе также был и дедушка Иван Гаврилович.
Отец Митрофан Сребрянский, ближайший друг и духовник великой княгини Елизаветы Федоровны, прожил долгую, полную испытаний жизнь. В 2000 году он был прославлен в лике новомучеников и исповедников Российских.
Несостоявшийся ветеринар
А начиналось все в далеком 1870 году, в селе Трехсвятском Воронежского уезда Воронежской губернии. В семье священника отца Василия родился сын Митрофан. Как и большинство детей священников, он закончил духовную семинарию, однако идти по стопам отца не собирался. А поступил в Варшавский ветеринарный институт, мечтая помогать крестьянам вести хозяйство и лечить скот. Однако в католической Польше среди неверующих студентов он почувствовал необыкновенную тягу к Богу и стал усердно посещать православный храм. В это же время он познакомился с будущей супругой Ольгой Владимировной Исполатовской, приехавшей в Варшаву навестить родственников.
Ольга была дочерью священника, служившего в Покровском храме села Владычня Тверской епархии. Она собиралась работать учительницей. В январе 1893 года они обвенчались. В этом же году в начале марта Митрофан был рукоположен в сан диакона, а через год стал священником Стефановской церкви Острогожского уезда Воронежской епархии.
Вместе с солдатиками
В 1894 году его направили служить полковым священником 47-го Драгунского Татарского полка в Рыпин Полоцкой губернии. А через два года – в Орел, в 51-й Драгунский Черниговский полк. Во время Русско-японской войны этот полк принимал участие в боевых действиях в Манчжурии.
Отец Митрофан был со своими солдатиками и на передовой, и во время отдыха. Все тяготы и лишения он переносил вместе с ними, участвуя в дерзких рейдах по тылам противника, прикрытии отхода Русской Армии. Отец Митрофан старался использовать любую возможность, чтобы отслужить хотя бы молебен, Литургия была для него настоящей радостью.
Драгуны Черниговского полка, солдаты и офицеры других частей – все горячо любили отца Митрофана. Через всю кампанию прошла с ними походная церковь, подаренная полку великой княгиней Елизаветой Федоровной. За выдающиеся пастырские заслуги во время войны отец Митрофан был возведен в сан протоиерея. 2 июня 1906 года он вернулся в Орел.
Божий человек
Великая княгиня знала отца Митрофана еще до войны. Когда, потеряв мужа, она занялась устройством Марфо-Мариинской обители, он был тем человеком, который поддержал ее, в отличие от многих светских людей, не понимавших поступка Елизаветы Федоровны.
Отец Митрофан предложил ей проект устава новой общины, который во многом совпадал со взглядами самой княгини. Вскоре она пригласила его в Москву.
Однако нелегко было священнику решиться покинуть Орел, где горожане так сильно любили своего батюшку. В день отъезда на вокзале собрались так много провожающих, что путь поезду пришлось расчищать конной полиции.
В Москве отец Митрофан стал духовным руководителем обители, помощником и наставником настоятельницы. Образ этого удивительного человека вызывал у Елизаветы Федоровны неизреченную радость, которую можно почувствовать, читая ее письма.
В селе Владычня среди прихожан
у батюшки было много детей
«Для нашего дела, – писала великая княгиня, – это милость Божия, потому что он заложил правильную основу. Сколько людей он возвратил к вере, наставил на истинный путь, сколько людей благодарит меня за ту великую благодать, которую они получили, имея возможность приходить к нему… Его простая, чистая жизнь, одновременно скромная и высокая в своей безграничной любви к Богу и Православной Церкви, является для меня примером. Достаточно поговорить с ним всего несколько минут, как видишь, насколько он скромен и чист – Божий Человек».
Молитвы против бомб
После ареста Елизаветы Федоровны отец Митрофан продолжал окормлять сестер общины до самого ее закрытия в 1926 году. Затем он был арестован и приговорен к смерти. Незадолго до ареста по благословению оптинского старца Анатолия отец Митрофан принял постриг с именем Сергий.
В 1927 году вышла известная «Декларация» митрополита Сергия Старгородского, спасшая жизнь многим священникам, в том числе и Сергию (Сребрянскому) – расстрел был заменен ссылкой.
В лагере и ссылках отец Сергий провел шестнадцать лет. Последним местом, где ему разрешено было жить, стало село Владычня Калининской (ныне Тверской) области. Сюда к батюшке приезжали из Москвы за наставлениями как к старцу, здесь жили оставшиеся в живых сестры обители Милосердия. Батюшка продолжал тайно служить, совершая требы в обычных домах. При этом поверх рясы он надевал мирскую одежду. По молитвам отца Сергия верующие получали исцеления. Известно, что во время Великой Отечественной войны его молитвы уберегли жителей села от немецких бомб.
5 апреля 1948 года, накануне Благовещения, архимандрит Сергий (Сребрянский) отошел к Господу. Его похоронили на сельском кладбище села Владычня. Через два года не стало матушки, в постриге инокини Елизаветы. Ее хоронили в ту же могилу. Когда опускали гроб, сдвинули крышку гроба отца Сергия – его тело оказалось нетленным.
В августе 2000 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви отец Сергий (Сребрянский) был причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.
Из военного дневника отца Митрофана Сребрянского
Готова церковь; я поставил престол, облачил его, устроил жертвенник. Как благ, бесконечно благ Господь! По Его милости все способствовало нашему молитвенному торжеству: погода прямо-таки чудная, правда, прохладно немного, но солнышко ярко светило и было полнейшее безветрие. Пред началом службы раздалось близко несколько сильных залпов. Подполковник Чайковский послал узнать, не рвутся ли это снаряды. Нет, оказалось, стреляли наши осадные орудия, а японские «шимозы» не долетали. Собрались эскадроны, и около 10 часов утра святая Литургия началась…
Служба прошла замечательно хорошо, особенно пение. В этих эскадронах самые главные певцы наши, и хотя у них теперь ни нот нет, ни спевок не бывает, однако они так складно и вдохновенно пели, что, казалось, ангелы спустились к нам и свое небесное пение соединили с нашим земным, и вышла такая гармония, что слезы невольно исторгались. Быть может, это мне только так казалось? Но нет, посмотрели бы вы, как во время «Херувимской», «Тебе поем», «Отче наш» без всякого приказания все становились на колени прямо в пыль, как усердно клали поклоны, молились!
Нет, эту небесную радость чувствовали все! Вместо концерта пели: «Душе моя, душе моя, возстани, что спиши? Конец приближается и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй!»
И всегда до слез трогает эта дивная песнь, а теперь, на войне, когда для многих из нас, здесь молящихся, конец действительно, может быть, весьма близок, она особенно благовременна.
Тропарь, глас 8:
Доблий воинов Российских пастырю, благочестия и веры крепкий адаманте, преподобномученицы Елисаветы бодренный сподвижниче, мудрый наставниче сестер обители Милосердия, незлобиво узы претерпевый за Христа и велиих даров Святаго Духа сподобльшийся, исповедниче и равноангельне подвижниче Сергие, моли Христа, Емуже добре послужил еси смирение спасительное нам даровати.
В блокнот паломнику:
Воскресенский кафедральный собор г. Твери
Адрес: 1170001, г. Тверь, ул. Баррикадная, д. 1.
Галина Черемушкина
